— А причем здесь Митридат?
— Митридат?… А-а, да-да, я забыл… — Перисад опустил голову. — Митридат… Да нет, ни при чем. Это я так… Мысль какая-то… Не помню. Уже забыл…
Диофант некоторое время молчал. Царь тоже молчал. Он сидел на ложе, подобрав под себя ноги и так низко опустив руки над жаровней, что, казалось, должен был обжечь себе пальцы. Лицо его было неподвижно.
— Слабее слабого… — вздохнул он. — Слабее слабого… Дорогой Диофант, ты служишь Митридату. Ты любишь и уважаешь силу. Ты думаешь, что Митридат — сильный царь. А это не так…
Если бы не выработанная за много лет привычка сдерживаться в любых ситуациях, Диофант давно взорвался бы. Столько надежд, столько мыслей — и вот уже шесть дней вместо разговоров о деле, о том, ради чего он приехал сюда, пустые пространные разглагольствования полутрупа в царской диадеме. Но Диофант умел сдерживаться. Лучше всего ему удавалось это, когда он не видел царя.
— Нет людей сильных и слабых… Есть слабые и слабейшие. — Царь хлопнул в ладоши. — Ты, может быть, хочешь вина? Я совсем не пью. Вот и забыл. Ты, надеюсь, не откажешься?
Диофант дернул плечом.
— Ну да, ну да. Ты ведь молод еще… Вина тебе сейчас подадут, — Перисад тяжело поднялся на ноги. Походка его была неуверенной походкой долго и изнурительно болевшего человека. Казалось, костистая, обтянутая высушенной кожей голова с трудом держалась на размочаленной шее.
Царь подошел к светлому туманному провалу. Диофанту надоело сдерживаться, и он сказал:
— Царь, времени мало. Мне кажется, при каждой встрече ты чего-то ждешь. Или кого-то. Что это значит?
— О чем ты? — Перисад, не отрываясь, смотрел на город, придавленный темно-серым облаком. Диофант скрипнул зубами. — Мне жаль тебя, друг Диофант, — сказал Перисад со странной интонацией — то ли сострадания, то ли насмешки. — Ты, полнокровный, здоровый, главное — живой! — человек. И вдруг — здесь, у нас, в Пантикапее… Пантикапей — царство мертвых, царство бесплотных душ, друг мой. Ему пристал такой повелитель, как я, — в лучшем случае полумертвец. И вдруг твой царь возжелал стать царем мертвых, и вот — ты здесь…
Диофант промолчал. Они немного постояли, прижав лица к упругому морскому воздуху, — сухой, высокий Перисад и коренастый, начинающий грузнеть Диофант.
— Сожалею, но мне пора, — сказал Диофант.
— Выпей вина, — бесцветным голосом сказал царь. Диофант холодно отказался. Когда его шаги — шаги человека, с трудом сдерживающего раздражение, — стихли, Перисад вернулся к своему ложу. Отпил лекарства — горького, сводящего челюсти, поморщился, раздраженно швырнул чашу на пол. Решительно налил себе полный кубок вина, выпил залпом. Вытянулся на ложе. Щеки его порозовели, дыхание стало ровнее.
Первый сон Савмака
Cерое синее белое желтое серое чуть розоватое серое белое а! конь человек и собака бредут по снежному полю серое небо над ними только у горизонта у самого краешка неба розовая полоска конь человек и собака бредут и на каждом уздечка а где-то осталось лето полоску заката сменяет полоска восхода и рядом широкие крылья снега конь человек и собака бредут в снегу друг за другом как некое многоточие как знак что начертан богами как тайные буквы неба а дальше все желтое серое чуть розоватое вдруг словно искры из этой полоски — полоски заката — рванулись как пламя багровая краска и все стало красным не красным уже но кровавым бурлящим как кровь что из жилы выходит толчками и пена кровавая все укрывает и красит и поле становится красным и конь буква конь уже стерт с кровавого снега и нет человека и только безумный бездомный бредет по пространству пес одинокий по красному полю и красное небо и красное солнце и красное красное темно-пурпурное темно-багровое темное темное темное черное… что это где почему что это где почему что это что это ЧТО?..
В пиве плавала ячменная шелуха. Савмак подул, отгоняя ее к краю и некоторое время с интересом следил, как одна скорлупка догоняет другую.
— Ладно, — хмуро сказал Архилох. — Нож пойдет?
Савмак поставил чашу на стол, облизнул губы.
— Пойдет.