В 1915 году в незамерзающей Екатерининской бухте на Кольском полуострове, куда вел дорогу Мамонтов и не достроил из-за краха, основали порт и город Романов-на-Мурмане, нынешний Мурманск. Этот порт, эта дорога стали жизненно важными для воюющей России.
«Два колодца, в которые очень много плевали, пригодились, — писал Влас Михайлович Дорошевич. — Интересно, что и Донецкой, и Архангельской дорогой мы обязаны одному и тому же человеку. „Мечтателю“ и „Затейнику“, которому очень много в свое время доставалось за ту и за другую „бесполезные“ дороги — С. И. Мамонтову. Когда в 1875 году он „затеял“ Донецкую каменноугольную дорогу, протесты понеслись со всех сторон. „Бесполезная затея“. Лесов было сколько угодно. Топи — не хочу. „Дорога будет бездоходная“. „Не дело“. „Пойдет по пустынным местам“. Но он был упрям. Слава Богу, что есть еще на свете упрямые люди. И не все еще превратились в мягкую слякоть, дрожащую перед чужим благоразумием. Когда С. И. Мамонтов на нашей памяти „затеял“ Архангельскую дорогу, поднялся хохот и возмущение. Было единогласно решено, что он собирается строить дорогу — вопреки здравому смыслу. Возить клюкву и морошку? У „упрямого человека“ выторговывали: хоть узкоколейку построить. И вот теперь мы живем благодаря двум мамонтовским „затеям“. „Бесполезное“ оказалось необходимым. Что это было? Какое-то изумительное предвидение? Что надо на всякий случай? Застраховаться? Какая-то гениальная прозорливость? Или просто — случай?
Но все-таки два изумительных случая случайно случились с этим человеком. Построить две железные дороги, которые оказались родине самыми необходимыми в самую трудную годину. Это тот самый Мамонтов, которого разорили, которого держали в „Каменщиках“, которого судили. Оправдали. А на следующий день к которому многие из его присяжных явились с визитом: засвидетельствовать свое почтение подсудимому.
Я помню этот суд. Было тяжко. Было лето и была духота. Недели две с лишним сидели мы в Митрофаньевском зале. Звон кремлевских колоколов прерывал заседание. Мешал. Словно не давал совершиться этому суду. Как над связанными, смеялся над подсудимыми гражданский истец казны: „Г. Мамонтов „оживил“ Север? Он все прикрывает патриотизмом“. И вот сейчас — то, что… казалось пустыми затеями, в 1915-м оказалось самым жизненным, самым насущным государственным предприятием. С. И. Мамонтов думал 40 лет тому назад, 20 лет тому назад. Мы узнали об этом только теперь. Какой счастливый „случай“. Каких два счастливых „случая“!
И как с благодарностью не вспомнить сейчас „Мечтателя“, „Затейника“, „московского Медичи“, „упрямого“ старика С. И. Мамонтова. Он должен чувствовать себя теперь счастливым. Он помог родине в трудный год. Есть пословица у нас: кого люблю, того и бью. Должно быть, мы очень „любим“ наших выдающихся людей. Потому что бьем мы их без всякого милосердия».
Уже на следующий день после выхода газеты со статьей «Русский человек» старый друг Саввы Ивановича Николай Сергеевич Кротков писал из Боровичей: «С восторгом прочитал Дорошевича… Да здравствует наш Савва Иванович! Честь, слава и хвала ему». И подпись: «Старый и верный».
1915 год, так хорошо начавшийся для Мамонтовых, принес семье большое горе. Заболел Сергей Саввич. Его отпустили из армии, но болезнь почек оказалась запущенной, смертельной.
Похоронили поэта, драматурга, военного журналиста Сергея Мамонтова в Москве. Журнал «Рамка и жизнь» поместил фотографию: Савва Иванович Мамонтов на могиле сына Сергея Саввича.
И снова пришло письмо от верного Кроткова.
«19 августа… Ведь я знал Сережу Мамонтова мальчиком. На моих глазах он стал юношей. Я помню его первые шаги в творчестве, когда он вносил свою лепту в либретто „Алой Розы“. Я помню минуты, когда Вы, всматриваясь в него, узнавали в нем себя…»
Война называла героев. Война погребала и калечила миллионы русских людей, принужденных царем и государством надеть солдатские шинели. Но смерть и страдания, оказывается, приносили доход. Война была выгодным предприятием денежному мешку, который стал царем и богом земли. В этом были ужас и трагедия. Страна, народ нищали. Россия катилась в пропасть.
Но разве это видно по письму, полученному Саввой Ивановичем из Тулы от внучат?
«1916 г. 2 дек., пятница, Тула, Пирогова, 7.
Милый дедушка! Сердечно тебя поздравляем с твоими именинами. К нам собираются тетя Шура, Лиза и Юша, и мы очень рады. Квартира у нас в пять комнат. Комнаты большие и высокие, конечно, для Тулы даже роскошные. Учимся мы в тульской гимназии. Андрей — в дворянской, а мы. девочки, — в Арсеньевской.