Осень — сумерки года. В жизни дома тоже бывают сумерки. Мария Тихоновна ходила на последнем месяце. Иван Федорович сжалился над супругой, любительницей уюта и покоя, — ни обедов, ни гостей.
Сумерки развеялись сами собой.
Небо заблистало, ветер подмел даже малые облачка. Вернулось тепло. Так почудилось матушке. Она вышла гулять в сад в одной блузке. А вечером вызвали Топорова, знаменитого врача, у Марии Тихоновны поднялась температура. Перед родами.
Уже не сумерки, мрак повис над домом. Говорили шепотом, ходили на носках, даже в другом здании. Вдруг — свет, улыбки, словно луч солнца пробился. Родилась Соня. Матушка хотела девочку, чтоб Соней назвать, Софией. Мудростью.
— Надо зажечь большую люстру, — сказал братьям Савва, но никто не обратил внимания на его слова.
— Надо зажечь большую люстру! — громко сказал Савва за обедом, при отце.
— Что ты кричишь? — Иван Федорович поднял брови, глаза у него были воспалены от бессонных ночей. — Матушке очень нехорошо.
В гимназию на следующий день ни Савву, ни Анатолия не пустили. Что-то должно было произойти неотвратимое. К мальчикам пришла бабушка Александра Ивановна. Сама причесала, поглядела, как одеты:
— Ступайте к матушке.
Матушка лежала на высоких подушках, лицо белое, а глаза голубые, светящие любовью. Благословила всех по очереди.
— Меня простите, я вас прощаю.
Не улыбнулась, глазами устремлена на икону.
— Я буду любить вас.
Детей увели.
Через час Мария Тихоновна скончалась. Печальная осень 1852-го…
Сразу после похорон Иван Федорович продал свой дворец Алексею Ивановичу Хлудову. Продал вместе с мебелью. Ничего не пожелал перевезти в новое жилье. Ничего, кроме портретов.
В «Моем детстве» Савва Иванович вспоминает:
«Мы переехали на Новую Басманную в дом Щульца, очень солидный и просторный». Мальчики заняли три комнаты с выходом в сад.
Бабушка Александра Ивановна всегда в черном. Только на шее у нее белый платок. Лицо доброе, морщины и те добрые. Она плачет украдкой, но Маша словно сторожит ее слезы.
— Бабушка! — строго говорит внучка.
— Я — ничего. — Глаза у бабушки невинные.
— Бабушка, почему ты плачешь? — спросил украдкой Савва.
— У Мамонтовых — глаза сухие, а у Лахтиных — на мокром месте.
— Мама никогда не плакала.
— Ей было не положено, раз приняла фамилию Мамонтовых.
— Не лукавь, бабушка. Кто тебя обижает?
Александра Ивановна обняла Савву:
— Ты — добрый мальчик. Кто посмеет обидеть вашу бабушку, когда у нее такие защитники — Маша, Савва… Мне горько, милый. Я, старая, жива и здорова, а дочери моей, мамы вашей, уж нет на белом свете.
У бабушки на руках, кроме десятилетней Маши, — Ольга и Соня. Ольга старшая, а Соня еще в пеленках, у нее зубки режутся.
Свободные вечера Иван Федорович теперь проводил с детьми. Маша читала ему свои детские книжки, и он слушал. Маша, как маленькая мама. Она посмотрит, и будто мамины глаза в ее глазах. Савва убегал в пустую комнату и плакал.
И снова дом в сумерках, новый дом. Снова врачи, жуткая тишина. Умирает Маша. Врачи не спасли девочку.
Бабушка с Олей и Соней переехала во флигель.
У отца крупные дела, гости. Он стал похожим на сухарь. Кожа так обтянула кости лица, что ему улыбаться больно.
А горькая чаша, нет, не опустела.
Снова тревога, но такая короткая, что уж назавтра — тишина и пустота. Умерла маленькая Соня.
То ли Кокорев присоветовал, то ли Александра упросила разделить заботу о семействе, но Савву в экзаменационную сессию за третий класс забрали из гимназии и отвезли в Петербург. Вместе с Саввой отправились двоюродные братья Виктор и Валериан, сыновья Николая Федоровича. Савву и Валериана было решено определить в Горный корпус.
Дело оказалось непростым, экзамены предстояли самые суровые. Братьям пришлось поселиться не у Александры, у которой дом был по убранству не хуже Зимнего дворца, а на Васильевском острове, в квартире преподавателя Горного корпуса господина Кизеветера. Лета не видели, но осенью экзамены выдержали достойно. Братьев определили во второй класс.
Горный институт был открыт 28 июня 1774 года. Сначала принимались в него выпускники Московского университета, но в 1776 году устав пересмотрели. Слушателями института стали молодые люди без образования, а для их образования ввели гимназический курс. В 1804 году институт еще раз поменял и устав и само имя. Горный кадетский корпус открыл двери для подростков, а в 1834 году император Николай I даровал корпусу военную организацию и перевел в разряд высших учебных заведений. В 1848 году устав в очередной раз поменялся. Савва Мамонтов поступил в Институт Корпуса горных инженеров, в закрытое военное учебное заведение.