Вероятно, набор предметов, изучаемых Саввой и Сергеем Морозовыми, был намного богаче простого знакомства с иностранными языками. Вполне возможно, в него входили экономика, география, история и т. п. К сожалению, доподлинно об этом ничего не известно.
В освоении наук маленький Савва проявил несомненные успехи. Если предмет был ему интересен, он, как говорится, схватывал всё на лету. «Читать-писать научился неожиданно для родителей быстро… Задачи решал быстро, сочинения писал с маху, без раздумий».[39] Из языков хорошо освоил английский: Тимофей Саввич, хотя и был за интерес к заграничным достижениям прозван «англичанином», английского языка не знал и поэтому поручал сыну писать за него деловые письма. А вот немецкий язык, который, видимо, был ему неинтересен, Савва Тимофеевич освоил далеко не в совершенстве. Так, во время первой заграничной поездки в 1878 году, когда семейства Морозовых и Крестовниковых были в Саксонской Швейцарии, у семнадцатилетнего Саввы возникла необходимость вступиться за одну из спутниц, М. А. Крестовникову, оскорбленную поведением пьяного немца. Сама Мария Александровна (в замужестве Гарелина) через несколько лет после этого вспоминала: «Савва, весь бледный и дрожащий, очутился моментально между мною и им и, не зная хорошо по-немецки (курсив мой. — А. Ф.), тем не менее ужасающе стучал по столу и объяснял что-то ошеломленному немцу».[40]
С ранних лет у Саввы Тимофеевича проявился твердый, строптивый и независимый характер. Он был одинаково самостоятелен как в суждениях, так и в поступках. Когда Савва считал себя правым, он мог надерзить старшим. «С домашними учителями, будь то мадам-француженка, гувернер-англичанин или законоучитель-священник, спорил, даже ссорился». Не отличался он и церковным благочестием: «На церковных службах вертелся как бесенок, петь в хоре отказывался, дома после молебнов руку батюшке целовать не хотел: «Противная она, волосатая». То же нежелание покоряться чьей бы то ни было воле Савва проявлял вне учебы. «Бывало, возвращаясь из «казаков-разбойников» в синяках и ссадинах, но всегда без единой слезинки, мальчик не отвечал на материнские расспросы: «Кто тебя обидел?» Молча шел в угол, беспрекословно становился коленками на горох… Если случалось заслужить порку… прощенья никогда не просил».
Савва и Сергей очень дружили между собой. Крепкий телом и духом, способный к учению, энергичный и своенравный, как его отец, Савва был гордостью Тимофея Саввича. Купец любил сына и пестовал его, как мог, впрочем, особенно не балуя. «Тим[офей] Сав[вич] кого больше любил, на того тем чаще ворчал, и Савве доставалось вдоволь». В отличие от старшего брата Сергей обладал слабым здоровьем, а когда подрос, в нем обнаружилась болезненная мнительность. «По здоровью он был слаб, вследствие чего часто впадал в хандру»[41] — так описывала Сергея Тимофеевича купеческая дочь М. А. Гарелина (урожденная Крестовникова). Возможно, именно из-за постоянно одолевавших его хворей младший сын стал любимцем матери. В отличие от норовистого Саввы Сережа в детстве был ласков, уступчив, застенчив, но временами истеричен.
Детство Саввы Тимофеевича прошло в Москве, в старинной, доброй, колокольной ее сердцевине. Точнее, на том месте, где один из многочисленных переулков Китай-города — Большой Трехсвятительский — взбирается на крутую Ивановскую горку, встречаясь там со своими собратьями — Подкопаевским и Хохловским. Усадьба, где жили Морозовы, по купеческому обыкновению была записана на хозяйку — Марию Федоровну Морозову. По словам современников, она выглядела как «великолепный дворец с серебряным фонарем у Яузского бульвара», который предыдущий владелец «купил в развалинах у какого-то князя», восстановил «самым безобразно-роскошным манером» и «при какой-то заминке в делах продал Т. С. Морозову».[42] Прекрасное описание усадьбы оставил Н. А. Варенцов: «Невдалеке от Ивановского монастыря, по Трехсвятительскому переулку и примыкающим к нему другим путаным переулкам, находилось большое владение Т. С. Морозова, огороженное каменной стеной с железной решеткой, с тянущимся по косогору садом, над куполами деревьев виднелся красивый особняк, в котором жили хозяева дома». В этом особняке располагалась крупнейшая в Москве моленная белокриницкого согласия — моленная Тимофея Саввича Морозова, освященная во имя Святого Николая Чудотворца. Она существовала с 1856 до 1905 года, когда старообрядцам запретили строить новые церкви, а престолы прежних «запечатали» — не позволили проводить в них богослужения.
40
Музей предпринимателей, меценатов и благотворителей. Дневник Марии Александровны Гарелиной (урожд. Крестовниковой). С. 167.