Сказанное Н. А. Варенцовым в полной мере относится к герою нашей книги — Савве Тимофеевичу Морозову.
Глава первая
История рода. Детские и юношеские годы С. Т. Морозова
Когда пишут об аристократах — князьях, герцогах, графах или, на старинный русский манер, боярах, — как правило, рассказывают о их необыкновенном влиянии на государственные дела. Какой-нибудь древний род или придворная партия везде и всегда ставит «своих» на ключевые посты. Один выходец из этого рода командует армией, другой сидит на монаршей казне, третий — фаворит самого государя или государыни, четвертый покровительствует людям искусства… Иное разветвленное семейство гораздо сильнее влияет на состояние дел в стране, чем правящая династия. Такими были, например, герцоги Гизы во Франции или, скажем, князья Голицыны в России.
Морозовы — аристократы русского купечества. Во всяком случае, то влияние, которое оказывал этот разветвленный, богатый и до крайности энергичный род на русскую экономику и культуру, поистине громадно.
Для образованного человека наших дней Морозовы — чуть ли не самое известное семейство во всем отечественном купечестве. И пусть их род далеко не самый древний — его корни уходят в последнюю треть XVIII столетия, а некоторые купеческие династии были основаны много раньше, в XVII и даже XVI веках, — относительная «молодость» рода не умаляет той огромной роли, которую сыграли его представители в судьбах Российской империи. Настоящий расцвет династии пришелся на вторую половину XIX века. В это время сама фамилия «Морозов» стала синонимом предпринимательской мощи и благосостояния. Морозовы-миллионеры, Морозовы-меценаты, Морозовы — общественные деятели… Многие из них достигли вершин не только в торгово-предпринимательской сфере, но также в самых разных областях культуры.
Купец и общественный деятель П. А. Бурышкин, причисляя Морозовых к сливкам купеческого сословия, писал: «С именем Морозовых связуется представление о влиянии и расцвете московской купеческой мощи. Эта семья, разделившаяся на несколько самостоятельных и ставших различными ветвей, всегда сохраняла значительное влияние и в ходе московской промышленности, и в ряде благотворительных и культурных начинаний. Диапазон культурной деятельности был чрезвычайно велик. Он захватывал и «Русские ведомости», и философское московское общество, и Художественный театр, и музей французской живописи, и клиники на Девичьем Поле».[2] Представители второго и третьего поколений рода Морозовых один за другим пускались в стремительный полет, быстро находя применение той кипучей энергии, которой так славилось их семейство. Но их полет не удался бы, если бы предки не обеспечили им хороших стартовых позиций…
Основателем купеческого рода Морозовых стал дед Саввы Тимофеевича — крепостной крестьянин Савва Васильев сын (1770–1860). Личность незаурядная, обладавшая колоссальной энергией и силой воли, он неустанным трудом добился невиданных высот.
О Морозовых написано великое множество статей, есть книги, имена представителей этого рода то и дело мелькают в мемуарах современников. И всякий раз, когда речь заходит об этой фамилии, не забывают упомянуть, а иной раз и просто подчеркивают одно немаловажное обстоятельство: Морозовы происходили из старообрядческой среды.
Но просто сказать о старообрядческих корнях Морозовых — значит ничего не сказать. К тому времени, когда на арене русского предпринимательства появился Савва Тимофеевич, старообрядчество раздробилось и сильно разветвилось. Староверы рассеялись по просторам Российской империи и во множестве жили за ее пределами. Отдельные их группы, различающиеся особенным отношением к священству, к догматам и канонам и т. д., назывались «согласия», или «толки». Сумма старообрядчества к началу XIX столетия — великая пестрота. Время от времени между согласиями вырастала пропасть даже больше, чем между ними и Синодальной церковью.
Так вот, Савва Васильевич происходил из Гуслиц — области, давно облюбованной староверами, обладающей высокой культурой и большой экономической самостоятельностью. Выходцы из Гуслиц могли опереться на мощную родственную и общинную поддержку. Эта местность охватывала часть восточного Подмосковья (в частности, Богородский уезд), а также западные окраины Владимирского и Рязанского края. Таким образом, гуслицкое старообрядчество жило по соседству с главным экономическим центром коренной России — Москвой и связано было с ней множеством интересов. Гуслицы являлись «традиционным местом расселения старообрядцев всех согласий с преобладанием белокриницкого».[3] Представители этого согласия — в их числе сам Савва Васильевич Морозов и его ближайшие потомки — принадлежали к числу «поповцев», то есть имели собственное священство.[4] А значит, дистанция между ними и Синодальной церковью была несколько меньше, нежели между ней и представителями более радикальных «толков». Да и власть относилась к «попбвцам» более лояльно. Так, им дозволялось занимать ряд руководящих должностей (к примеру, пост председателя Биржевого комитета), что было совершенно невозможно для тех старообрядцев, коих закон трактовал как «принадлежащих к вредным сектам».[5] Немало выходцев из огромного рода Морозовых с течением времени перешли в единоверие или стали прихожанами Православной Синодальной церкви. Среди них не получила распространение твердокаменная ортодоксия. Применяясь к быстротекущим обстоятельствам предпринимательской деятельности, Морозовы держались за веру предков с умеренной цепкостью. Сестры Саввы Тимофеевича Морозова вышли замуж за православных и впоследствии оставили старый обряд. Так что у него было немало примеров «легкого» отношения к религии среди его собственной родни. Во времена его блистательного деда купцы-староверы «стояли в вере» весьма прочно, но постепенно эта прочность размылась…
4
Отец Саввы Васильевича, Василий Федорович, был беспоповцем, однако сам Савва Васильевич после выкупа из крепостной зависимости почел за благо перейти из беспоповского согласия в поповское. Перебравшись в Москву, он стал прихожанином общины Рогожского кладбища, так как, в отличие от кладбища Преображенского, оно являлось духовным центром старообрядцев-поповцев.