- Зиночка, что случилось? – всполошился он, вскакивая со скамьи, где раскатал себе спальный мешок.
Ее появление в ночи взволновало его еще больше, он боролся уже битый час с бессонницей, переживая еще раз восхитительный сегодняшний день заново, вспоминал раз за разом, первую встречу с ней на кухне. Ее образ вгрызался в его мозг, почти причиняя физическую боль, а о душевных ранах, он и думать не хотел… Зиночка, недоступная мечта…
Руслан чувствовал себя старым извращенцем, запавшим на малолетнюю девчушку, но ничего сделать не мог, только приказав себе любоваться и впредь издалека.
- Ничего не случилось…Руслан, а тебе удобно здесь? В доме есть место, а ты спишь на улице…?
- Все нормально, Зиночка. – улыбнулся он, избегая смотреть ей в глаза. Она хоть и маленькая по возрасту, а вдруг прочтет там что-то лишнее, что вырывается непроизвольно из него. И этот интерес оскорбит девушку в столь нежном возрасте.
- Я старый солдат. – усмехнулся он. - Мне не привыкать. В армии мы ночевали зимой в горах. Спасибо за заботу, Зиночка, но мне так удобнее. – пояснять не стал, что это уже вошло у него в привычку, особенно после очередной ссоры с женой, идти на ночевку в спальном мешке на открытый балкон в любую погоду. Он начинал задыхаться в одном пространстве с уже нелюбимой женщиной.
- Руслан, я хотела спросить… - она миллиметровыми шажочками приближалась к нему. - Ты только не сердись… Но мне важно понять…
- На тебя невозможно сердится, Зиночка… - он пытался скрыть дрожь в голосе, но чем ближе она приближалась, тем сильнее билось его сердце. Ночь, тишина, рядом милая его душе Зиночка, как ему удержать себя в руках? Не обидеть ее, не оскорбить…
- Руслан… - она робко присела на самый краешек скамейки, в нескольких сантиметрах от него, боялась, что он прогонит или отодвинется, но он даже не шелохнулся, только шумно выдохнул. Может он хочет спать, а она ему надоедает? И у него не хватает наглости прогнать назойливую Зину, ведь сегодня сам назвал ее «сестрой и одной семьей», словно обязав себя теперь на вечное терпение и понимание ее любых выходок.
- Ты мне теперь, как старший брат, да? – начала она издалека, не зная, как добраться до сути волновавших ее вопросов.
- Да, Зиночка, должен быть… как брат. – тихо выдохнул он.
Зиночка правильное направление взяла в их отношениях, он постарается быть ей старшим братом. Он приложит максимум усилий, чтобы эта девочка гордилась своим названным братом. Он несколько секунд пробовал на языке слово «брат», в данном контексте оно отдавало горечью и безнадежностью.
- Тогда я могу спросить у тебя все-все? – с замиранием сердца поинтересовалась она.
- Зина, просто спроси, что ты хочешь знать… Я постараюсь ответить…
Она словно в омут кидалась, но отступать было поздно. Вспомнила, как ответила Юля на бестактный вопрос Васьки о мужчинах, их шрамах и пережитой войне.
- Руслан, в память о чем ты оставил его?
Она протянула руку к его лицу, деревянными пальцами, коснувшись подбородка, в немой просьбе, попросила его повернуться к себе. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от собственной безрассудной смелости, но все же принять его грубый отказ. Он вздрогнул, но послушно повернулся. Зина дрожащими пальцами прикоснулась к его уродующему рубцу, нежно, еле касаясь, провела вдоль всей линии шрама и замерла в ожидании.
- Зина… - он был потрясен ее вопросом, ее нежным прикосновением к признакам своего явного уродства, которые он так и оставил на лице, хотя только ленивый не предложил ему пластику.
И Нора постоянно твердила про пластику, став вдруг стеснятся выводить своего мужа в свет, на свои гламурные вечеринки. Его уродство разрушало их идеальный мир, вносило дисбаланс в гармонию красоты их собственного представления о совершенстве. Он из упрямства уже не хотел ничего менять, и конечно, это была память, и еще одно весомое обстоятельство…
Для Зиночки попытался найти самый честный ответ, накрыв ее онемевшие пальцы своей широкой ладонью, словно припечатал к щеке, что сейчас адски горела.
- Это память о втором шансе для меня… - голос его дрожал, но он и не пытался сейчас скрыть волнения, был честным и немного беззащитным, уверенный, что эта девочка его не обидит. - Я почти умер, Зина, там на войне… Знаешь, почти у каждого кто воевал, есть второй день рождения… Наш с Чеченом второй день рождения летсаом, был совсем недавно… А у Кондрата с Лехой он в мае…
- Если ты оставил шрам на лице, то какая у тебя рана на сердце…? Вот здесь… - она другую руку положила ему на грудь, чувствуя под рукой, как колотится его сердце. Зина плакала, не скрывая своих слез, не отворачивая лица, смотрела ему глаза в глаза и чувствовала, что его застывший взгляд не отпускает ее ни на секунду, словно привораживая. – Как ты вынес эту боль?