Как до четырёх?
— Это, — многозначительно шепчет мне в ухо, согревая его дыханием, — плюсом к сроку за воровство и нападение на полковника полиции. Вперёд, Синичкина!
Придерживая под локоть ведёт меня к тем патрульным, что проверяли документы у водителя.
Лицо моё согревается от горючих слёз, молча льющихся по лицу. Всё расплывается перед глазами. Фонари превращаются в звезды с длинными лучами.
Патрульные угорают.
— В прошлом году Медведев за своей весь новых год бегал. В этом — Касьянов.
— Эта — не моя, — гневно бросает Питбуль.
— Смотри, к весне женишься! Примета у нас такая, — стебут они его.
— Исключено, — холодно фыркает он.
— Ну и зря! Красивая ж девка! Ноги какие… ууу!..
Не отдаёт меня этим патрульным, ведёт к своей машине.
Поскальзываюсь. Дёргает за руку к себе, не позволяя упасть. Рука выворачивается в суставе. Вскрикиваю от боли.
— Ах да! — перехватывает крепче. — При задержке "бегунов" нередки серьёзные травмы, — продолжает, словно читая мне лекцию. — Например, вывих или перелом плечевого сустава. И иногда даже огнестрельные ранения. Рукоприкладство так же не возбраняется, если это помогает обездвижить преступника. Подумала об этом, Синичкина, когда понеслась?! Что тебя могли поломать нахрен! Не каждый же такой ласковый, как я! — ядовито.
— Да Вы слова такого не знаете — "ласковый", — рыдаю я.
— Это не тебе судить, поняла? — зло.
Притормаживает меня.
— Там в машине мой ребёнок. Выкинешь любую дичь, напугаешь её, будешь кричать или рыдать на пустом месте… Сразу же в СИЗО! К другим дяденькам. С верой и надеждой на их отзывчивость и ласку. Там сплошь такие, мля… — тихо выругивается он. — Обласкают, мало не покажется.
Тащит меня дальше. Едва переставляю ноги.
— Страшно?!
— Да!
— Правильно. Бойся. И глупостей не делай!
— Да что я Вам сделала?… — всхлипываю я.
— Действительно! — с сарказмом.
— Отпустите… Я же не виновата ни в чём!
— Тихо, я сказал! — промакивает платком мои слёзы. — Ты у меня взяла оплату за услугу, которую не оказала. А это мошенничество, как минимум. А как максимум — воровство.
— А?..
— Деньги украла, говорю!
— Одолжила я!
— Вот как это теперь называется?… Класс!
А на скуле у него блестит след от моего поцелуя.
Опускает взгляд на голые ноги.
— Бестолковая! — рассерженно играет желваками. — Штаны лучше б украла.
Открывает мне дверь на сиденье рядом с собой. Из машины бьёт на меня горячим воздухом. Усаживает. Садится рядом. Оборачивается назад.
— Уснула, слава Богу… — громко выдыхает, устало протирая ладонями лицо.
Оборачиваюсь тоже. Булочка спит в детском креслице.
Он выкручивает чуть громче звук радио.
Сидеть очень неудобно, закованные руки не дают опереться спиной на сиденье.
Наклоняется, расстегивая мне сапоги.
— Что Вы делаете?! — шепчу я растерянно.
— А какие версии? — ворчливо.
Снимает их и подхватывая под колени, рывком дёргает ноги вверх, разворачивая меня на сиденье. Ставит мои ступни себе на бёдра. Я упираюсь спиной в дверцу.
Версий у меня немного!
Нагло ведёт руками по ногам вверх.
— Не трогайте!
— Тихо! — зло оскаливается.
Его пальцы ощущаются на коже, словно она под анестезией.
— Трындец! — ныряет руками под мою задравшуюся юбочку.
— Не надо! — умоляю его, зажимаясь.
Но его ладони быстро и грубо продолжают скользить по мне. Высоко и нескромно.
— Хватит… Не надо, пожалуйста, — испуганно шепчу, заливаясь краской.
Скрещивая щиколотки, подтягиваю к себе колени.
Руки замирают на мгновение. Взгляд медленно двигается по моим ногам под юбку.
Представляю какой там вид!
Ресницы его заторможенно смыкаются и словно с трудом распахиваются вновь. Взгляд стекленеет…
Зажмуриваюсь и дышу, мне кажется, так громко, что слышно даже на фоне музыки.
Или он так дышит…
Сжимая мои щиколотки тянет обратно.
Со связанными руками особенно не посопротивляешься. Но я неуверенно дергаюсь, отталкиваясь от него пятками.
Взгляд мой скользит ему в пах. И мне мерещится, что Питбуль неровно дышит к моей задранной юбке.
Гневно хмурюсь. Встречаемся взглядами.
— Только попробуй дернуться, — предупреждающе качает головой. — Выхватишь.
И я просто всхлипываю, кусая губы и ощущая, как хозяйничают его ладони на моих бёдрах, грубо скользя по ним.
— Больно? — строго.
Что?..
Первый шок отпускает, и я понимаю, что он не пристаёт, а пытается растереть мои ноги.