Месяц назад он заказал у меня художественное произведение, и оно тяжело давалась мне. Это не был труд любви. Я делала это исключительно ради денег. Он обожал свою недавно умершую мать, его единственное достоинство, и попросил меня написать ее портрет с фотографии.
В свободное время я рисовала, но редко портреты. Ладно, это ложь. У меня было много портретов, но на них был изображен один человек. Никто никогда их не видел. Он был моим призраком с серебряными глазами.
Мужчина, которого я предала. Тот, кто никогда меня не простит.
Николай Чернов.
Остальные мои картины были пейзажами. Они были неизменно мрачными и зловещими. Почему именно Эдвард выбрал меня для написания портрета своей матери, я понятия не имела, да и не хотела слишком зацикливаться на ответе. Если он делал это, чтобы залезть ко мне под юбку, его ждало жестокое разочарование.
— Если бы я знал, что мы не сможем даже обращаться друг к другу по имени, пока ты работаешь на меня, я бы пригласил тебя на свидание до начала работы над картиной.
Я неловко улыбнулась, радуясь, что Лео уже сидит в машине.
— И я была бы вынуждена отказать. Я не хожу на свидания, и не собираюсь начинать.
— У тебя и так дел по горло с Лео. — Эдвард кивнул, как будто это могло быть единственной причиной, по которой я не хотела никуда идти с ним.
— Да, и я просто не заинтересована в отношениях.
Взгляд Эдварда скользнул вниз, к простому серебряному кольцу на моем безымянном пальце.
— Даже вдовам когда-нибудь приходиться жить дальше, Софи.
— Не конкретно этой.
Мой категоричный тон вызвал у Эдварда лишь ухмылку. Еще в самом начале я решила, что объявить себя вдовой — это самый быстрый способ избежать неловких разговоров. Более того, какая-то часть моего сердца, глубоко внутри и в тайне, чувствовала, что это так. Я потеряла любовь всей своей жизни и больше никогда не смогу с ним встретиться. Я чувствовала себя вдовой.
— Я не перестану пытаться переубедить тебя. Думаю, нам было бы хорошо вместе. Однажды ты согласишься, — сказал он. Это прозвучало как угроза.
— Следующая стадия портрета должна быть готова к выходным, если Вы хотите взглянуть на него, — твердо сказала я, скрестив руки на груди.
Легкий раздраженный тик в челюсти Эдварда был единственным признаком того, что я его разозлила. Он был одним из тех мужчин, чье хрупкое эго не выдерживало даже малейшего удара, например, когда его прерывали или отказывали. Он напоминал мне моего отца и Сильвио.
— Конечно, это было бы здорово. Я ведь не зря плачу тебе такие большие деньги, не так ли? Сможешь привезти картину ко мне домой? Я хочу увидеть ее в правильном свете, в том месте, где она будет висеть.
— Она еще не на той стадии, — мягко возразила я.
Он усмехнулся.
— А как насчет того, что клиент всегда прав? Уверен, ты мне не откажешь. — В том, как он протянул эти слова, было что-то скользкое.
— Мам? — позвал Лео из машины.
— Привет, приятель. — Эдвард просунул голову в дверь.
Я поборола желание оттащить его назад. Мне не нравилось, когда кто-то, кроме меня, Кьяры и Анджело, подходил к Лео слишком близко. Иногда ему было трудно справиться даже с простой простудой.
Лео уставился на него.
— Привет. — В его голосе звучал такой же энтузиазм, как и у меня, когда я общалась с местной шишкой.
— Разве не было бы здорово, если бы твоя мамочка иногда наряжалась и выходила куда-нибудь со взрослыми, чтобы повеселиться? Уверен, если ты ей это скажешь, она перестанет чувствовать себя виноватой за то, что хочет заниматься взрослыми мамиными делами.
Лео оглянулся на меня, на его маленьком личике отразилось замешательство. Гнев охватил меня, раскаленный добела. В последнее время я была на взводе и чертовски вспыльчива. Я постоянно балансировала на тонкой грани между нормальным состоянием и полной потерей рассудка. Анджело сказал мне, что это из-за злости. Затаенной ярости на то, как сложилась моя жизнь. Обиды на отца, а еще гнева на то, что всё, что когда-то происходило в моей жизни только загоняло меня в ловушку и причиняло боль тем немногим, кто был мне дорог. Возможно, он был прав. Может быть, однажды эта ярость переполнит мое измученное сердце, и я зарежу Эдварда Слоана на капоте его чертовой шикарной машины и буду безумно хохотать, пока меня будут арестовывать.
Иногда мне казалось, что от этой участи меня удерживает только Лео.
Я должна была держать себя в руках ради него.
Он нуждался во мне.
Я протиснулась между Эдвардом и открытым окном Лео.
— Пожалуйста, не разговаривайте так с моим сыном. Вы не сможете заставить меня так сходить с Вами на свидание. Мне это неинтересно. Если это проблема, я могу прекратить работу над портретом Вашей матери, и мы пойдем разными путями.