— Я никогда… они оболгали меня, — пролепетал он.
Брэн молчал, и я знал, что он борется с желанием вырвать Джеральду глотку.
— Ты хочешь сказать, что более тридцати детей солгали? И у всех были одни и те же подробности? Ну и не повезло же тебе, Джеральд.
Брэн отошел, выйдя из себя. Я понимал его. Такие люди, как Джеральд, доставляли мне удовольствие от их убийств. Уверен, что было много таких людей, как Брэн и мой брат Кирилл, которые могли бы быть отстраненными и безэмоциональными. Они бы прикончили такого человека, как Джеральд, из необходимости, чтобы он больше никогда не смог навредить ребенку. Но они никогда бы не наслаждались причинением боли, как я. Они не стали бы задерживаться и наблюдать, как вытекает жизнь. В отличие от меня, у них в груди не было жуткого дома развлечений и хаоса. В тот день, когда я узнал, что София мертва, мир завертелся, как на карнавале, и с тех пор ничто не могло его остановить. Это было похоже на опьянение, когда всё вокруг расплывается, а сердце бешено колотится, и так без перерыва. Остатки моего разрушенного рассудка пытались удержаться изо всех сил, пока карусель вращалась внутри меня бесконечными кругами.
Карусель, карусель — это радость для нас. Прокатись на нашей карусели…
Я прислонился к стене и заговорил с порога.
— Боюсь, твоя полоса невезений продолжается. Ты знаешь, кто я?
Джеральд моргнул, побледнев еще больше. Он облизал свои толстые губы.
— Да, ты — Palach. Каратель.
— Ого, Нико, да ты знаменит, — рассмеялся Брэн.
— Я польщен, но в данном случае лесть ни к чему не приведет, Джеральд.
Я пересек комнату и направился к нему, вытаскивая из кармана игрушку. У грустного кролика не было глаза.
— Вот, ты забыл кое-что в своей камере, — пробормотал я, передавая ему вещицу и приседая на корточки, чтобы быть на одном уровне с ним.
Он взял кролика и прижал его к себе, скорчившись в ужасающей пародии на своих жертв.
— Поскольку ты новенький, позволь мне объяснить, как здесь все устроено. Ты застрял с закоренелыми преступниками, жестокими психопатами… и это только охранники. Здесь нет ни одной маленькой и кроткой души, которую ты мог бы сделать своей жертвой. Здесь ты — жертва.
Джеральд заплакал.
— Знаешь, что объединяет большинство преступников, малыш Джерри? — вклинился Брэн. От его ухмылки даже у меня застыла кровь в жилах. — У всех них есть семьи, дети, маленькие невинные племянники и племянницы, крестники. Даже у Палача.
Джеральд повернул ко мне свое испуганное лицо.
Я улыбнулся ему, чем перепугал его еще сильнее.
— Верно. На самом деле, даже двое. Я никогда не встречал их, но это не значит, что я не убил бы ради них, в их честь. Мужчине, который любит обижать маленьких детей, нужно научиться играть с кем-то своего возраста. Что скажешь, Джеральд? Хочешь поиграть со мной?
Джеральд облизнул губы, его взгляд испуганно заметался по помещению и остановился на мужчинах, молча наблюдающих за нами. Мои преданные последователи.
— Что за игра?
Брэн рассмеялся, а я улыбнулся.
— А в какую игру ты бы хотел поиграть? Как насчет… пряток? Или лучше пятнашки? Правда или действие?
Джеральд снова облизнул губы.
— Прятки.
— Дин-дон, у нас тут соревновательный дух. — Я встал и отступил, кивая одному из своих людей у двери. Свет внезапно погас, погрузив нас в непроглядную тьму. Моя естественная среда обитания.
— Прячься, Джеральд. Я досчитаю до десяти, прежде чем начну искать.
Я бы легко нашел его в темноте по спотыкающимся шагам.
— Один, два, три, — я замолчал, легко двигаясь навстречу громоздкой фигуре Джеральда. Я привык к темноте. Я прожил в ней семь лет. Семь лет темноты и ужаса. Семь лет, чтобы забыть звездное небо моего детства.
Семь лет, чтобы забыть её.
Я обнаружил, что за семь лет можно забыть многое, но я так и не забыл её. Каждая секунда, проведенная нами вместе, была вытатуирована в моей памяти, запечатлена в крови. Воспоминания о ней стали такими же неотъемлемыми, как и безумие, охватившее мой разум.
Я подкрался к Джеральду сзади. Он открыл рот, чтобы закричать, и я засунул туда кролика, наслаждаясь каждой секундой его страха.
— Десять.
Затем я достал заточку Рамиреса. Она легла мне в руку, как старый друг.
А после началось самое интересное.
Глава 2
Николай
На следующей неделе я отжимался в своей камере, когда охранник постучал по решетке. Физические упражнения помогали развеять скуку, и благодаря им мое тело стало храмом, отточенным жесткой дисциплиной, на фоне которого прежняя, молодая версия меня выглядела мягкой и слабой. Теперь я был по-настоящему сильным.