— Чернов, посетитель.
Я встал, вытер полотенцем пот с шеи и прошел мимо охранника, игнорируя его. В России я научился играть в тюремные игры. Там я не сотрудничал с властями, хотя и получил за это немало побоев. Я по-прежнему не ладил с ними.
За исцарапанным столом в приемной сидела дряхлая фигура. Возраст и нелегкая жизнь превратили Артура Голубева в сгорбленного старика, но я знал, что при необходимости он все еще может избить новобранца из Братвы. Артуру не нужно было доказывать свою физическую силу. Кроме того, он был известен своим талантом в обращении со взрывчаткой.
Он был vor, и ни один русский в тюрьме никогда не посмел бы бросить ему вызов.
— Николай, malchik, ты хорошо выглядишь, что не так-то просто, учитывая, чем тебя здесь кормят. — Артур улыбнулся мне. Его золотые зубы сверкнули в свете флуоресцентных ламп.
— Я вошел во вкус. — Я ухмыльнулся ему и расслабленно откинулся на спинку стула.
Артур отбывал срок дважды за время моего пребывания здесь. Присутствие старика приносил странное утешение. Он был единственным знакомым мне человеком, у которого было столько же татуировок, сколько у меня, но его татуировки были намного ценнее.
У него были наколки vora v zakone. Он ни перед кем не преклонял колени.
— Немудрено. Тюрьма подходит тебе, Нико, как и мне. Я видел твоего брата на прошлой неделе.
Это привлекло мое внимание. Кирилл был паханом Братвы Чернова, организации, которая управляла Нью-Йорком из Брайтон-Бич, исторически русского центра власти. Тем не менее, одна братва на фоне бесчисленного множества организаций на огромной территории Северной Америки мало что значила. Кирилл был умен. Он знал свое положение и должен был проявить уважение к такому человеку, как Артур. Статус vora — это знак глубочайшего уважения, а vory v zakone — это не та организация, против которой можно пойти.
— Надеюсь, он проявил гостеприимство, — сказал я.
Артур кивнул.
— Как и должен был. Твой брат — умный человек и хороший пахан. Нью-Йорк — сложная территория для удержания, и он хорошо справляется со своей задачей. Voram не приходилось вмешиваться туда со времен проблем с твоим отцом в девяностые.
Он говорил о нескольких особенно тяжелых годах, когда между братвой из Бостона и братвой Чернова произошло впечатляющее столкновение. Улицы обоих городов заливались русской кровью, пока не вмешались vory.
— Полагаю, в случае с Виктором и Кириллом, яблоко от яблони далеко упало, в отличие от меня.
Артур поднял бровь.
— О чем ты?
— О том, что мой отец был невежественным русским бандитом, а я почти уверен, что он посещал школу чаще, чем я. Кирилл — самый умный в нашей семье.
Я пожал плечами, как будто меня это не беспокоило, но на самом деле это было не так. У меня не было иллюзий по поводу того, кем я являюсь.
— Ты себя недооцениваешь, Николай. Ты произвел на меня сильное впечатление. Есть книжные умники, а есть уличные. Более того, не каждый мужчина понимает кодекс.
Кодекс. Артур говорил о кодексе воров. Vory v zakone, что в переводе означало «воры в законе» руководствовались своим сводом правил. Над мелкими склоками соперничающих братств возвышался особый титул, который vory давали человеку в знак глубочайшего уважения. Это была старая система, и, несмотря на многочисленные изменения и адаптации, данный титул оставался серьезной наградой.
— Я видел, как ты здесь правишь, как легко ты понимаешь правила, которые нигде не написаны. Voram нужны такие, как ты.
Теперь настала моя очередь молча смотреть.
Взгляд Артура переместился на мой тюремный комбинезон.
— Надеюсь, у тебя найдется место на этой доске с каракулями, в которое ты превратил свое тело. Я говорю сейчас о твоих звездах.
Звезды. Один из многих символов, наполненных смыслом в запутанной системе vorov. Нанесенные в разных местах, они обозначали различные должности в организации.
— Звезды? Я слишком молод.
— Ты слишком стар для человека с твоим опытом.
— Прекрасно. Я слишком психически неустойчив.
Артур рассмеялся.
— То, что ты признаешь это, опровергает недуг.
Я провел рукой по бритой голове. Щетина покалывала ладонь.
— Для меня уже слишком поздно, старина. Я просто хочу увидеть напоследок, как горит мир.
Артур долго смотрел на меня.