Она продвинулась дальше на длинном кремовом кожаном сиденье, и я нырнул рядом с ней. Я вдохнул аромат ее духов. Черт, как же приятно было для разнообразия почувствовать запах чего-то еще, кроме мужского пота и агонии.
— Верно, и где же твоя уродливая половинка?
— В России. Он вернется на следующей неделе.
Мы начали выезжать с территории тюрьмы, и я заметил еще три черные машины, которые ехали позади.
— Значит, Кирилл в отъезде. Так вот почему за нами следует батальон охраны? А что в России?
Молли вздохнула.
— Он строит чертов замок в лесу, со рвом, наполненным крокодилами. — По её тону я понял, что это спорная тема.
Я выглянул в окно, наблюдая за меняющимся пейзажем, пока мы ехали в город. Все казалось таким обыденным. Жизнь шла своим чередом, пока я целых семь лет находился вдали от мира.
— Кто бы сомневался. Кирилл не может не быть гиперопекающим, как черт.
Молли фыркнула.
— Он слетел с катушек.
— Почему? Каждому пахану нужен план выхода на пенсию. Мне это нравится. Кирилл и Мэллори, великие несчастные влюбленные, стареют вместе в своем заснеженном русском замке, живые и здоровые. Восточное крыло ты, конечно, оставишь для меня, чтобы я мог быть монстром, который живет там в тени и пугает детей. Ты не взяла их с собой?
— Нет. Они в школе.
— В школе? — Я втянул воздух сквозь зубы. Я все пропустил. Семь лет. Целое детство. — Кстати, я тоже думаю, что родительский комитет в новой школе Киры напоминает сатанинский культ.
Молли улыбнулась.
— Значит, ты получал мои письма? Наверное, мои ответы затерялись в пути.
— Ты бы не хотела ничего от меня слышать, поверь. Ты из тех глупых, сердобольных бедняжек и стала бы только больше переживать за меня, в чем не было никакого смысла. Но я наслаждался каждым письмом. Мне нравилось, что меня не забыли.
Молли рассмеялась — звук был подобен звону серебряных колокольчиков.
— Как будто кто-то может забыть великого Николая Чернова.
Я сжал руку на коленях, когда имя Софии словно повисло в воздухе между нами.
— Кирилл знает, что ты здесь?
Молли бросила на меня косой взгляд.
— А ты как думаешь?
— Думаю, он не намерен подпускать меня к своей семье, пока не убедится в моем психическом состоянии. Он не идиот.
— А что с твоим психическим состоянием? Ты прекрасно выглядишь. Пугающий, но здоровый. — Молли оглядела меня с ног до головы.
— Очевидно, что ты по-прежнему плохо разбираешься в людях.
Молли повернулась ко мне, вскинув одну бровь.
— Значит, ты нездоров?
Я наблюдал за тем, как мимо меня проносится мир.
— Разве не об этом тебя предупреждал мой брат? Не поэтому ли ты не взяла с собой детей?
Молли надолго замолчала, прежде чем взять себя в руки.
— Кира в любом случае тебя не испугается. Она умеет ладить с монстрами.
— Это у нее от матери, — заметил я. — А Руслан?
— Он защитник, но он полюбит тебя. Ты его дядя, и он наслышан о твоих выходках.
— Не пугай ребенка.
Повисла долгая пауза.
— Если ты собираешься поселиться в восточном крыле, ты должен быть живым.
У меня вырвался неохотный смешок.
— О, принцесса. Мой призрак прекрасно будет бродить по вашей уединенной русской крепости. Не переживай за меня. С теми, кто беспокоится обо мне, никогда не случается ничего хорошего. Лучше не рисковать.
— Ладно, я передумал. Я не хочу идти туда. Это полный отстой, — пожаловался Брэн несколько часов спустя, когда мы подъехали к богато украшенным воротам Сайлент Гроув, кладбища в Нью-Джерси.
Он позвонил мне как раз в тот момент, когда Молли и Ронан оставили меня в каком-то безликом отеле в центре города. Я пробыл на Манхэттене всего несколько часов, а мне уже не терпелось уехать. Я ждал этого момента семь долгих лет и, черт возьми, не мог больше ждать ни секунды.
— Как будто у тебя были дела поважнее.
Стоял сухой осенний день. Просто идеальная погода. Оставив Брэна у машины, я натянул на лицо кепку, взял из багажника все необходимое и направился через обозначенные могилы в направлении участков семьи Де Санктис. Кладбище было ухоженным и полным свежих цветов. Так мне казалось, пока я не добрался до могилы моей lastochki. Она пустовала. Даже после смерти Антонио пренебрегал дочерью.
Я опустился на колени на мокрую траву, отложил свои принадлежности и положил букет лилий на зеленую траву, укрывающую женщину, которую я любил. Возможно, я был сумасшедшим, но мою любовь к Софии невозможно было отрицать. Она была моим призраком, преследующим меня по пятам, всегда мучительно недосягаемым. Надпись на надгробии вызвала у меня желание навестить Антонио Де Санктиса и поквитаться с ним в ту же секунду.