— Пойдем. Прогуляемся недолго.
Он протянул мне куртку, и я просунула в неё руки. Затем мы вышли на крыльцо, и Николай запер за нами дверь.
— Куда мы идем?
— Тут недалеко.
Он проводил меня до края крыльца и протянул руку, пока я спускалась по ступенькам, прежде чем повернуть к гаражу и моей маленькой студии.
Внутри в нос ударил знакомый запах масляных красок и скипидара. Я не была здесь с тех пор, как пыталась закончить портрет матери Эдварда Слоана. Это было единственное произведение, которое никогда не придется дописывать.
Вероятно, со мной что-то не так, потому что уверенность в том, что Николай убил местную шишку и подстроил это так, что копы не пришли к нашей двери, должна была напугать меня, но этого не произошло. Как-никак я была женщиной, выросшей в окружении насилия. Женщиной, которая перерезала горло собственному кузену.
В конце концов, Николай был прав. Глубоко внутри мы не были такими уж разными. Может быть, я бы стала как он, если бы жила такой жизнью, какая была у него.
— Показывай, — позвал меня Николай из глубины студии. Он стоял у моих накрытых холстов. Тех, на которых был изображен он.
Я поспешила к нему, внезапно постеснявшись раскрыть правду о своей многолетней одержимости этим мужчиной.
— Нет, они плохие. Любительские, серьезно.
— Сомневаюсь. Покажи мне, королева бала.
Я упрямо покачала головой. Он быстро двинулся вперед, прежде чем я смогла как следует разглядеть его в тусклом свете. Его рука сорвала ткань с картины, стоящей на мольберте. Он замер, рассматривая ее.
Это была та, над которой я работала дольше всего. Темный лес окольцовывал кусочек ночного неба. Звезды мерцали в темноте, словно россыпи бриллиантов на бархате. Темноволосая голова была откинута назад, наслаждаясь зрелищем. На картине виднелся лишь затылок.
Николай долго смотрел на нее.
— Это история. Та, которую ты рассказал мне в тот день… в подвале.
Он кивнул, не нуждаясь в дополнительных объяснениях. Наше общее прошлое витало в воздухе между нами.
— Давным-давно, потому что именно так начинаются все хорошие сказки, жил-был мальчик. Он был лесным ребенком, а его единственными друзьями были деревья. По ночам он лежал на голой земле и считал звезды. Он был диким существом, и иногда всерьез подумывал о том, чтобы уйти дальше в лес и никогда не возвращаться в мир людей. Но в конце концов ему это так и не удалось.
— Почему?
— Потому что мальчик не был таким свободным, как животные, с которыми он играл в лесу. У него была клетка вокруг сердца.… без ключа. Он мог улыбаться, смеяться и притворяться настоящим мальчиком, но в глубине души он им не был. Внутри него, в том запертом месте, куда он не мог дотянуться, была дыра.
— Тебе не стоило рассказывать грустную сказку на ночь.
— Ах, но эта история вовсе не грустная. Однажды, когда мальчик вырос в мужчину, а сердце его стало чернее самой чистой смолы, он встретил девушку. Ту, которая тоже когда-то смотрела на звезды по ночам и мечтала о том, чтобы ее любили. Не имело значения, насколько ужасной и жалкой была его жизнь. Когда она улыбнулась, ему показалось, что впервые в его жизни взошло чёртово солнце. Он чувствовал свет на своем лице каждый раз, когда она смотрела на него.
Николай повернулся ко мне и притянул к себе. Он начал с легких поцелуев, одновременно приглаживая мои волосы назад.
— Ты уничтожаешь меня, ты в курсе? Никто не понимает меня так, как ты. Никто никогда и не пытался.
— Да, ну, я могу сказать то же самое. Ты видел меня, даже когда мне казалось, что я тону. Ты спас меня, — прошептала я ему в губы.
Это был тихий, интимный разговор, который должен был случится много лет назад, после всего, что произошло в Каса Нера. Но у нас было отнято так много.
— Ты сама спасла себя, София. Твоя жизнь здесь, счастливое детство Лео, твоя работа и дом.… ты спасла себя и нашего сына.
Он повел меня обратно к столику позади, прижимаясь бедрами к моим. Он был твердым; этот мужчина был совершенно ненасытным.
— Скажи, что любишь меня, — приказал он.
— Я люблю тебя.
— Скажи, что никогда не бросишь меня. — Еще одна команда, которая заставила меня улыбнуться.
— Я никогда не брошу тебя.
— Хорошо, потому что я никогда не позволю тебе. А теперь задери эту маленькую юбку, наклонись над столом и позволь мне любить тебя. Ты приняла душ сегодня утром, и мне нужно, чтобы ты снова пахла так, как я.