Кара сделалась пунцовой, опущенные ресницы трепетали. Она отняла руку.
— Вы чересчур добры, милорд, — пролепетала она, страдая, что позволила ему загнать себя в эту глупую ловушку. Как же ей теперь встретиться с сыщиком?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На следующее утро Кара проснулась от какого-то шума и обнаружила, что Вайолет раздвигает шторы. Она села в кровати, зевнула и вспомнила, где находится. В постели мужа! Застыв, она бросила взгляд на соседнюю подушку, ожидая увидеть его лукавую усмешку. Но вместо нее уперлась взглядом в несмятую белую поверхность. Его не было дома всю ночь? Неужели?
Мысленно встряхнувшись, она спросила себя в чем дело? Он с ней не спал, и по логике она должна бы чувствовать облегчение. Но вместо этого воображение рисовало ей Алекса в страстных объятиях другой женщины. Он, конечно, повеса и не стоит ее беспокойства. Почему же ей сделалось так мерзко?
Дверь отворилась, и появился предмет ее забот. Выглядел он ужасно — небритый, неопрятный и измученный. Пляски с любовницей, вне сомнения, подумала Кара с раздражением. Однажды негодяй — всегда негодяй. Впрочем, даже после бурной ночи он выглядел удивительно привлекательным.
Алекс наполнил водой из кувшина белый фарфоровый таз и умылся. Сбросив рубашку, он открыл шкаф в поисках свежей.
Кара смотрела на него, не в силах оторвать взгляд. Стройный, но мужественный, с рельефно выделяющейся мускулатурой, он напоминал статую прекрасного греческого бога в исполнении Праксителя. Черные волосы на груди сходились к талии в тонкую линию. Где она кончалась?
Не сумев сдержать вздох восхищения, она закусила губу. Она никогда не видела обнаженного мужчину, особенно так сложенного, как Алекс!
— Поучительно посмотреть? — спросил он лукаво, вытираясь полотенцем.
В ужасе от того, что восхищается собственным мужем, Кара сделалась пурпурной.
— Вы, молодые лондонские повесы, никогда не спите? — спросила она едко.
Он не ответил. Он был слишком занят, восхищаясь нежной линией ее шеи, округлостью полной груди.
— Смею ли я надеяться, что вы ревнуете, любовь моя? — осведомился он.
— Напротив, — выпалила она, отбрасывая одеяло и выпрыгивая из кровати. — Я в негодовании.
Он насмешливо покачал головой и прислонился плечом к столбику кровати.
— Знаете, вы так красивы, когда только что из постели.
— Полагаю, этот комплимент должен быть мне особенно приятен, принимая во внимание, что он сделан таким распутником, как вы, который, без сомнения, видел бессчетное число женщин в подобных обстоятельствах, — сердито бросила она и еще больше покраснела.
Его горячий взгляд скользнул по ее белой фланелевой рубашке.
— Вы можете принять это как констатацию факта, — заверил он ее, направляясь к двери. На пороге он заколебался и уронил через плечо: — Поспешите, дорогая, не стоит заставлять мадам Журдан ждать. Вы знаете, как мне хочется одеть вас, — добавил он, посмеиваясь.
Кара готова была его убить. Она с трудом удержалась от вопроса, где он был всю ночь. В конце концов, какое ей дело? Коль скоро он к ней не приставал, она должна чувствовать облегчение. Разве нет? Кроме того, перед ней стоит другая проблема. Ей необходимо начать расследование.
Поспешив к секретеру, она нацарапала записку на Боу-стрит с просьбой перенести утреннюю встречу на три часа пополудни. Если ничего не изменится и ее не известят дополнительно, она прибудет с целью получения их помощи в очень срочном деле.
Когда карета Далтонов остановилась у модного салона на Бонд-стрит и супруги вышли, Кара бросила взгляд на мужа. Он был мрачен.
— Что-то не так? — спросила она и огляделась, пытаясь понять, что изменило его настроение.
Зловещего вида черная коляска с затемненными стеклами стояла прямо напротив салона.
— Что? — рассеянно спросил Алекс. — Нет. — Он торопливо провел Кару внутрь. — Простите меня, дорогая. Пустяки, — заверил он ее с улыбкой, от которой у нее по телу забегали мурашки.
Через плечо Кара бросила взгляд на странную карету. Что бы это значило?
Мадам Журдан, женщина средних лет с правильными чертами лица, из кожи вон лезла, чтобы услужить маркизу Оверфилду. Красное платье с черной кружевной отделкой как нельзя лучше соответствовало ее южному темпераменту.
— Вы очень красивы, ма шер, — сказала она Каре. И, окинув ее критическим взглядом, обратилась к Алексу: — Она очень молода, месье.