Мать даже голову в плечи не вжала: привыкла к такому обращению. Она по-прежнему мешала что-то на сковороде. Отец заводил сам себя, а в гневе он был страшен. Анюта каждый раз боялась за мать, но женщины, всю жизнь прожившие в деревне, научились терпеть, сцепив зубы, и слушаться. Потому Анюта и казалась не от мира сего, что сопротивлялась такому положению дел.
— Пап, мама тут не виновата. Это твои гены! — пошутила она. — Смотри, у тебя тоже глаза голубые, и волосы, как у меня, темные с рыжиной.
Они действительно были похожи: Анюта и отец, который в юности славился своей красотой. Но годы жизни в глухой деревне и тяжелый труд сделали свое поганое дело. От привлекательно парня остался только волчий взгляд из-под густых бровей и плотно сжатые губы.
— Ага! Знаю я, от какого Гены ты уродилась, — голос уже звучал добрее. — Мойся здесь! У меня на глазах.
Анюта покосилась на отца, внезапно остывшего, и пошла к умывальнику, спрятавшемуся за шторкой. Поплескалась шумно водой, подмылась на всякий случай и сменила нижнее белье (вдруг потом не до этого будет), благо оно тут же сушилось на веревке.
— Мама, ты поможешь мне волосы заплести?
— Да, конечно.
Анюта видела, как мать облегченно вздохнула и нырнула следом за ней в комнату. Девушка нацепила на себя мешковатое, пахнущее нафталином платье.
— Господи, из какого сундука Петька вытащил это добро?
— У него в семье традиция есть: на помолвку надевают всем невестам бабушкино свадебное платье, — пояснила мать, расчесывая дочери волосы. — Хочешь, я наверх их подниму и заколю цветами? Петька и букетики передал.
Мать покрутила в руке белые веточки, усеянные мелкими цветами.
— Мне все равно. Делай, как знаешь. А платье могли бы и постирать.
— Вот станешь его женой и постираешь, — тихо ответила мать.
Анюта притянула к себе голову мамы и горячо зашептала ей на ухо.
— Мамочка, я хочу сегодня ночью сбежать. Помоги мне, пожалуйста.
Губы ее задрожали, в голосе появилась едва сдерживаемая истерика. Каким бы стойким оловянным солдатиком она ни была, но и ей стало страшно от этих приготовлений. В восемнадцать лет другое восприятие жизни, иные планы. Анюта даже представить еще не могла себя замужней теткой, со спрятанными в пучок волосами, мачехой двоих малолетних детей.
В ее глазах мелькнули слезы. Мать вырвалась из цепких рук дочери и уставилась на нее сумасшедшим взглядом.
— Ты погибели моей хочешь?
— Давай вместе сбежим? Неужели ты не нажилась еще со скотом, который считает себя человеком? — яростно зашептала Анюта. — Он же всю жизнь тебя бьет. Неужели тебе не надоел этот домострой?
Теперь заплакала мать, но тут же вытерла слезы ладонями и покосилась на шторку.
— Куда я! Я уж здесь век доживать буду. Да и папка твой любит меня. Это он на вид только грозный, а вспомни, хоть раз тебя ударил?
Да, Анюту он точно не бил. Замахивался, бывало, ладонью, за волосы дергал, но тут же опускал ее и ворчал, что не может ударить щенка, которого она ему напоминала.
— Ага! Бьет, значит, любит. Сильна ты деревенская мудрость! — съехидничала Анюта, оглядывая себя в зеркало.
Прическа получилась старушечья, но ей было наплевать. Эти искусственные белые цветы, флердоранж из бабкиного сундука (будь он не ладен!), выглядели на ее голове поминальным украшением. Будто мертвую невесту убрали для гроба. Анюта передернула плечами и отчаянно поглядела на мать.
А та… Та вела себя странно.
Она метнулась к шкафу, полезла куда-то в его глубину и вынырнула с коробкой от обуви. Потом открыла ее, постоянно оглядываясь на дверь. Вместе с ней напряженно прислушивалась и Аня.
— Я туточки останусь, — ворчала она. — А ты… беги, если сможешь.
Мать дрожащей рукой протянула Анюте тоненькую пачку тысячерублевок. Аня отвела ее пальцы, испуганно оглядываясь на вход в кухню, где уже слышались мужские голоса. Гости пришли.
— Мама, не надо. А если отец узнает?
— Не узнает, это я тебе потихоньку копила, думала на свадебку дам. А раз замуж не хочешь, беги. Вещи-то собрала?
— Да, в предбаннике в шкафчике для полотенец рюкзак лежит.
Мать сложила пальцы щепоткой, опять покосилась в красный угол, где не было икон, и перекрестилась сама, потом осенила знамением и дочь.
— Вот и славно. Пусть хоть у тебя жизнь другая будет.
— Мамочка, спасибо! — Аня крепко обняла родного человека. — Я как устроюсь, тебя к себе заберу. Вот увидишь! У меня все получится.