В этот миг окно экипажа со стуком опустилось, из него высунулась голова и отдала приказ кучеру. Затаив дыхание Дженнифер увидела, что экипаж повернул и медленно поехал сквозь толпу по направлению к ней. Теперь она могла расслышать слова кучера: «Дорогу лорду Мэйнверингу, – кричал он, – вы, болваны, вы что, не узнаете своих друзей?» Толпа тут же с готовностью откликнулась: «Да здравствует Мэйнверинг! Мэйнверинг и петиция! Ура!» Со смешанным чувством облегчения и ужаса Дженнифер увидела, что из окна экипажа выглядывает Мэйнверинг собственной персоной. «Чудесно, – громко закричал он, и толпа вдруг затихла, – прекрасно, теперь вы кричите «ура!» в мою честь, а что вы делали с моим юным другом минуту назад?»
– Друг, – откликнулся грубый голос, – ничего себе друг! Он не друг ни вам, ни свободе, въехал на лошади прямо в толпу, ублюдок, мог раздавить уйму народу.
– Не смеши меня, – голос Мэйнверинга каким-то образом покрывал шум толпы. Десяток других голосов откликнулся:
– Правда, правда, он нечаянно. Если он – друг Мэйнверинга, этого достаточно.
К своему изумлению, ведь она никогда прежде не сталкивалась с изменчивостью настроений толпы, Дженнифер почувствовала, что те же самые руки, которые минуту назад спихивали ее в реку, на возможную смерть, теперь направляли Звездного к экипажу Мэйнверинга. Она бы, пожалуй, предпочла реку. Но теперь уже ничем не поможешь. Дверца была открыта, слуга перехватил поводья Молниеносного и под крики «Да здравствует Мэйнверинг и Хант! Ура другу Мэйнверинга!» она оказалась в экипаже.
VII
Дверца за нею захлопнулась. Карета медленно двинулась вперед сквозь орущую толпу. Внутри же было ледяное молчание. Лорд Мэйнверинг тихо сидел в своем углу, Дженнифер, едва дыша, – в своем.
– Ну, – наконец произнес он, когда карета повернула на относительно спокойную Парламентскую улицу, мисс Фэрбенк, буду ли я удостоен чести узнать, в чем суть этой забавной шалости?
– Шалости?! – у нее перехватило дыхание от несправедливости этих слов; оправившись, она сказала:
– Я рада, что вы считаете это не больше, чем шалостью.
– Полагаю, мэм, – он сурово глянул на нее, – никак не меньше. Но повторяю, я жду ваших объяснений.
– Очень благородно с вашей стороны, – выпалила она. – А если мои объяснения вас не удовлетворят, вы что, выкинете меня обратно в толпу?
Как бы размышляя, он взял понюшку табаку.
– Мне в высшей степени лестно ваше доверие. Но что прикажете с вами делать? Вряд ли вы посмеете мне предложить, чтобы я отправил вас в этом наряде обратно в Лаверсток-Холл, откуда, как мне сообщили, вы вчера исчезли при таинственных обстоятельствах.
Она проглотила свой гнев.
– Вы хорошо осведомлены, сэр.
– Считаю это своей обязанностью. Вам лучше сказать мне правду. Вполне возможно, что существует оправдание присутствию молодой девушки в мужском костюме, – пусть даже он очень идет этой молодой девушке, – в неясном свете кареты она разглядела, что он отвесил в ее сторону насмешливый поклон, – на Парламентской площади среди ночи, и я его просто еще не знаю.
Он замолчал.
– А если я откажусь давать объяснения?
– Я довезу вас до Пикадилли и высажу там. Потом вы с вашей лошадью будете предоставлены сами себе. Но полно, мисс Фэрбенк, соберитесь и прекратите пикироваться со мной. Обещаю быть вам другом, если вам нужен друг. Могу даже попросить прощения, если чем-то обидел вас. Я даже склонен думать, что был неправ, и за вашим появлением здесь стоит нечто большее, чем какое-нибудь глупое дамское пари, как я поначалу решил.
– Пари?
– Дорогая мисс Фэрбенк, – он выглянул в окно, чтобы отдать распоряжение кучеру, затем снова повернулся к ней и продолжил, – ваш номер с превращениями в слабую маленькую гувернантку ни на минуту не мог обмануть меня. Вы постоянно выдавали себя. Только такая пустоголовая болтушка, как леди Лаверсток, могла вам поверить. Но этот маскарад казался мне достаточно безобидным, а детям ваше присутствие явно шло на пользу, так что я решил оставить все как было.
– Очень благородно с вашей стороны, сэр, – теперь она выжидала, насколько открыться ему? что можно скрыть?
– Еще не знаю, хорошо ли я поступил. Но хватит тянуть время. Ну же, мисс Фэрбенк, ваша история? Я велел кучеру ехать через парк. К тому времени мы должны решить, как с вами поступить.
Удивительно, но то, что он с таким спокойствием готов был взять на себя ответственность, принесло ей неизмеримое облегчение. Почему не сказать ему все? Кое-что говорить было невыносимо.
– Если я расскажу вам, – начала она, – могу я попросить вас о двух вещах?
– О чем?
– Разрешите мне не называть имя. Вы, конечно, правы в своем предположении, что «Фэрбенк» не мое подлинное имя, но пока я предпочитаю, чтобы меня знали под этим именем.
– Согласен. Вторая просьба?
– Обещайте сохранить все в тайне, лорд Мэйнверинг.
– Вы оскорбляете меня, мисс Фэрбенк.
Она тут же пожалела, что задела его достоинство. Это было чересчур. Разразившись слезами, она сказала:
– Право же я не имела такого намерения и должна попросить у вас прощения. Я не привыкла, чтобы со мной обращались так заботливо. Но позвольте мне рассказать все.
В действительности же она не смогла заставить себя рассказать всю правду, а ее безжалостно сокращенная версия звучала неправдоподобно даже для нее самой. Поверит ли он ей?
Но теперь в его голосе прозвучало уважение.
– Итак, вы прибыли в Лондон, имея при себе несколько гиней, нитку жемчуга, костюм брата и лошадь.
– Да, боюсь, это все мое богатство. Но это только до тех пор, пока Лю… пока моя подруга не вернется в город.
– Понятно. Но что мы с вами будем делать до того времени?
Удивительно, до чего успокаивало это маленькое «мы». Бремя ответственности за принятие решений, которое она, казалось, так давно взвалила на себя, вдруг было с нее снято. Этот нетерпеливый чернобровый лорд, который временами ей так не нравился, собирается позаботиться о ней. Она глубоко вздохнула и немного расслабилась в своем углу кареты.
Погрузившись в раздумья, он несколько минут помолчал. Наконец склонился вперед и отдал распоряжения кучеру.
– Ничего не поделаешь. Вам придется поехать к моей бабушке.
– К вашей бабушке? В таком виде?
Он засмеялся.
– Теперь уже поздновато разыгрывать из себя скромницу. Но поверьте, бабушка бывала свидетелем и более интересных превращений. Я скажу ей, что вы заключили пари. Уж поверит она мне или нет – другой вопрос. Вы же на досуге поведаете ей свою историю, утаив столько, сколько сочтете нужным.
– А она примет меня?
Если я попрошу. А мне почему-то хочется верить вашей сказке из «Тысячи и одной ночи». Но помните: больше никаких побегов. Их уже было достаточно, чтобы опубликовать три фолианта.
Право же, – она вдруг поняла, что больше не может бороться со сном, – уверяю вас… я совсем не хочу… убегать…
Ее голова неожиданно откинулась на подушки, и она провалилась в глубокий сон, вызванный бесконечной усталостью; она едва пошевелилась во сне, когда карета с шумом подкатила к дому герцогини Льюэсской на площади Гросвенор-сквер.
– Тем лучше, – решил Мэйнверинг; когда лакей открыл дверцу кареты, он подхватил на руки спящую фигурку и бросив: «Моему юному другу нездоровится», внес ее в дом, пройдя прямо наверх в будуар бабушки, где, как он знал, она в это время имела обыкновение потягивать разбавленное вино и писать дневник, который так пугал ее современников.
– Джордж! – Бабушка оторвалась от своих занятий, с радостью и удивлением взглянула на него. – Такая приятная неожиданность. Но это что за шутки?!
Он бережно положил свою ношу на диван; Дженнифер пошевелилась, поднесла руку к голове, потом отвернувшись от света, свернулась калачиком и продолжала спать.
– Ты сошел сума? – проговорила старая леди, протянув руку к звонку. – Ты что, будешь теперь приносить сюда своих пьяных приятелей, чтобы они проспались?
Он, тоже потянувшись к звонку, перехватил ее руку.
– Никаких пьяных приятелей. Взгляните лучше, мэм.
В ней проснулось любопытство, она тяжело поднялась со своего обтянутого парчой кресла и переваливаясь пересекла комнату.