Старая леди снова повернулась к своему столу.
Отбиваясь от вопросов Маршем со всей вежливостью, на какую была способна в полусне, Дженнифер сама того не подозревая сделала горничную своим врагом; выбравшись из позаимствованного костюма, она со вздохом облегчения опустилась на мягкую кровать, ожидавшую ее. Действительно, завтра достанет времени на разговоры и даже на мысли…
Поздно проснувшись, она немного полежала, раздумывая над своими новыми обстоятельствами и прислушиваясь к незнакомым звукам лондонской улицы. Мимо грохотали экипажи; под окном женский голос выкрикивал: «Апельсины, спелые апельсины»; было слышно, как в обе стороны шли люди; до нее доносились обрывки разговоров. У нее, казалось, устали даже кости, и она с удовольствием пролежала бы в постели целый день, если бы не появилась Маршем и с несколько кислым выражением лица не подала ей голубой шелковый пеньюар, сказав, что герцогиня ожидает ее к завтраку в своем будуаре.
Итак, поверх тоста и чашки с шоколадом на нее снова смотрели старые проницательные глаза, оглядывая с головы до ног.
– Голубое идет вам и никогда не шло мне, – были первые слова старой леди. – После того как я набралась смелости надеть розовое и красное, они стали моими постоянными цветами. Вам же пойдут голубой и зеленый. Думаю, мне понравятся сегодняшние дела. Мы едем по магазинам, – объяснила она озадаченной девушке. – Моя компаньонка едва ли может появиться в обществе в галстуке и штанах.
Дженнифер, которая никогда не употребляла в речи менее скромное слово, чем общепринятое «невыразимые», поняла, что глупо покраснела.
– Ха, – засмеялась старуха, – да вы обычная мисс, несмотря на все ваши приключения. Значит, во мне еще хватает огня, если могу вогнать в краску героиню Джорджа. Ну, как, по рукам? Едете со мной по магазинам?
– С огромным удовольствием. Только, – она покраснела еще больше, – у меня нет денег и не будет до совершеннолетия.
– Что случится не так скоро, если я что-нибудь понимаю. Это не страшно. Если вам от этого станет легче, обещайте заплатить, когда у вас будут деньги. Я не собираюсь умереть до этого времени. Мне слишком интересно жить. Но если я буду так болтать, вы решите, что я уже впала в детство, а между тем я очень хочу услышать вашу романтическую историю. Мэйнверинг был сама секретность, он рассказал лишь как нашел вас посреди бунтующей толпы на Олд Парламент-сквер, и позволил мне всю ночь умирать от любопытства. Уверена, что вы будете милостивее к старухе, у которой в жизни не осталось других радостей, кроме сплетен нарядов и вина. – Она позвонила. – Маршем, распорядитесь принести еще шоколаду, а потом пойдите, пожалуйста, в гардеробную мисс Джейн в красной комнате и подберите для мисс Фэрбенк прогулочное платье, в котором было бы не стыдно показаться на улице. Так-то, – добавила она; когда Маршем выплыла из комнаты, и объяснила: когда есть возможность, Маршем всегда подслушивает, теперь же, если я правильно представляю гардероб Джейн, мы можем быть спокойны полчаса или даже больше. Как бы ей того ни хотелось, Маршем не посмеет впрямую ослушаться. Итак, ваша история, Шахерезада.
И снова Дженнифер поведала свою историю, опустив имена и названия. Герцогиня одобрительно кивнула, когда Дженнифер извинялась за эти пустяки.
– Совершенно верно, – сказала она, – совершенно верно. Вы – девушка с характером и это вызывает уважение. Мисс Фэрбенк, вы можете оставаться в моем доме сколько пожелаете.
Она внимательно слушала, изредка задавая вопросы или издавая сочувственные восклицания, и наконец откинулась в своем кресле, с полным удовлетворением вздохнув.
– Джордж прав, – сказала она, – вы настоящая героиня. Мне будет приятно иметь в доме такую гостью. Я только надеюсь, что ваша подруга не возвратится слишком скоро с похорон своего дядюшки, безымянного баронета. Видите, я честно соблюдаю свое слово. Вы, конечно, понимаете, что проникнуть в вашу тайну не составило бы ни малейшего труда. За последние несколько недель не могло умереть много баронетов, да еще имеющих племянниц со столь романтическими подругами. Но не бойтесь, я обещала хранить вашу тайну и сдержу слово, будьте только благосклонны к моей слабости к красивой одежде. А вот и Маршем. Маршем, помогите мисс Фэрбенк одеться и велите подать карету через полчаса. Мы едем за покупками.
И уж это были покупки! Дженнифер, впечатления которой от поездок за покупками сводились к изнуряющему дню в Чичестере, когда приходилось решать, какой выбрать муслин – в горошек или в веточку, была совершенно ослеплена великолепием тончайших муслинов и батистов, газов и крепов, рулоны которых разворачивали перед ними по приказанию герцогини. Удивительной была также быстрота, с которой исполнялись эти приказы.
Возвращаясь домой гордой обладательницей четырех шляпок, из которых каждая следующая шла ей еще больше, чем предыдущая, Дженнифер едва могла поверить, что в течение ближайшей недели на дом пришлют прогулочные платья, ротонду сизого цвета, несколько легких муслиновых платьев и – о радость! – вечернее платье из узорчатого газа на атласном чехле.
– Должна сказать, – герцогиня слегка коснулась лорнетом щеки Дженнифер, – что фигурный газ, пожалуй, немного нескромен для девушки, но я ужасно устала от этих скучных муслинов, и когда повезу вас на бал в Олмак, хочу, чтобы вас заметили и о вас заговорили. В прошлом сезоне протеже леди Каупер наделала столько шуму своими нарядами в горошек и в цветочек; мы посмотрим, что можно сделать, применив чуть-чуть более сильные средства. Я непременно желаю, чтобы весь город поднимал бокалы в вашу честь, а полумеры здесь не годятся. Потом, когда у вас будут пара-тройка хороших претендентов на вашу руку, вы можете щелкнуть пальцем перед носом вашего дядюшки-банкира, выбрать наиболее подходящего, и уж дальше пусть он сам выцарапывает ваше состояние из цепких лап старого скряги.
Дженнифер не могла не признать такую стратегию блестящей, но ей с трудом верилось, что она, весь лондонский опыт которой укладывался в одну короткую неделю, проведенную здесь когда-то вместе с Люси, по какой-либо прихоти судьбы и даже под руководством герцогини смогла бы стать первой красавицей в Олмаке. Кроме того, напомнила она своей покровительнице, они ведь решили, что Дженнифер переедет к Люси (фигурировавшей как «безымянная подруга») по возвращении той в Лондон.
– Правильно, детка, – сказала герцогиня, откидываясь на подушки своей роскошной кареты, – нечто в этом роде я припоминаю. Но это было сегодня утром, и я еще не до конца поняла, какое это удовольствие – наряжать и вывозить вас в свет. Не можете же вы отказать мне в этом! Взять под покровительство никому не известную наследницу, сделать ее королевой сезона в Олмаке, чтобы в ее честь провозглашались тосты в клубах, – это ли не приятнейшее занятие! По тому, как вы поджали губки, я вижу: вы мне не верите; но позвольте все планы строить мне. И вы, конечно, не будете жестоки и не лишите меня возможности попытаться сделать это. Это продлит мне жизнь лет на шесть, до смерти напугает мою дочь и доставит наслаждение Джорджу.
Дженнифер рассмеялась.
– Ох, мэм, вы просто необыкновенно добры. Ничто на свете не доставило бы мне большего удовольствия, чем остаться с вами, но я не имею права…
– Господи, раз вы заговорили о правах, – перебила герцогиня, – мне – конец. Подумайте лучше о том, какое это доставит мне удовольствие. Представьте только как жутко удивится ваш несчастный дядя, когда обнаружит, что вы находитесь на моем попечении. Представьте, как щеголи в Сент-Джеймском дворце вздыхают над вашей бальной туфелькой, и помните, что завоевывать Лондон легче, живя на площади Гросвенор-сквер, а не на Грейт-Питер-стрит. По правде говоря, представляйте, что хотите, только молю, согласитесь остаться у меня.