Вновь оказавшись в бывшем номере лорда Стилла, Арья прошла в спальню, где её ждала ванна — огромный чан, наполненный до краёв водой и устланный изнутри простынёй, чтобы высокородный гость случайно не оцарапался или не получил занозу в зад. Концы простыни перевешивались через край, свисая до самого пола. Рядом на табурете лежала ещё одна простыня, предназначенная для вытирания, тут же было мыло и кувшин для ополаскивания.
Избавившись от одежды, Арья шагнула в чан. Вода, окутавшая её, была какой-то волшебной — нежной, ласковой, мягкой. И пахла волшебно. Или это пахло мыло, лежавшее рядом?
Расслабившись, Арья откинула голову. Было хорошо, тепло. Ничего не хотелось делать. Никуда идти. Молния, наконец-то покинула её глаза, а головная боль так и не пришла. «У лорда Тайвина хороший мейстер — не хуже мейстера Лювина», — рассудила Арья. И его лекарство, пожалуй, сильнее. И странное какое-то. От тех, что раньше пила Арья, у неё никогда не появлялось ощущение, что она парит в облаках. И веки не были такими тяжёлыми…
Прикрыв глаза, Арья вдохнула тёплый, влажный воздух. Облака… Она словно в облаках… Или в стогу сена. Мягкого, пушистого сена. Как тогда, когда она прыгала в него с высоты настила, что венчал конюшню Винтерфелла. Ох, и досталось же ей от септы!..
Арья словно снова утопала в мягких сенных объятиях, а вокруг плясали пылинки, и снопы света пробивались сквозь оконца, что были под самым потолком. А конюх, повернувшись спиной, метал стожок и словно не замечал присутствия маленькой хозяйки. Арья уже хотела было окрикнуть его, но вдруг поняла, что она вовсе не в Винтерфелле, и никакая она не Арья, а служанка Нэн. И конюх вовсе не Стив, а Гири. Какая у него спина — сильная, жилистая, а мышцы на руках так и бугрятся… Светлые волосы взмокли и завились колечками на шее… Хочется коснуться… коснуться всего… А Гири, не замечая, что он уже не один, продолжает кидать сено. Взмах вилами. Ещё. Ещё… Как он высок… А разве Гири высок? Ведь он ростом с сира Родерика, не больше! Словно услышав её немой вопрос Гири оглядывается. И вовсе он не Гири, а лорд Тайвин. Лорд Тайвин, в одних лишь бриджах, заправленных в ботфорты и с вилами в руках. Сильный и гибкий. С золотистыми искорками в глазах. С капельками пота на оголённом торсе…
Судорожно всхлипнув, Арья села. Всё вокруг плыло. Стены наползали друг на друга. Раздуваемые ветром, на окне плясали занавески. Сгустившаяся за окном темнота была черна и непроглядна. По углам клубился сумрак, скрывая кровать, стол, стулья.
С силой ущипнув себя за бок, Арья попыталась привести себя в чувство. Это почти помогло.
Потянувшись за мылом, Арья поняла, что руки её не менее тяжёлые, чем веки. Усилием воли она заставила их повиноваться, намыливая шею, грудь, ноги, вспенивая волосы.
В голове стоял туман, в ушах шумело, глаза закрывались сами собой. Кое-как доведя мытьё до конца, Арья окатила себя водой из кувшина.
За окном совсем стемнело. Во мраке едва угадывались мебель и дверь.
Пошарившись в поисках одежды и, не найдя её, Арья закуталась в простыню и на нетвёрдых ногах покинула покои.
Две одинокие свечи роняли жёлтый, призрачный свет в концах пустого коридора. Двери, похожие друг на друга словно близнецы, выстроившись в два ряда, были бесконечны.
С трудом передвигая ноги и опираясь о стену, Арья добрела до своего номера.
В комнате, лишённой свечей, царил полумрак. Покрутив головой, Арья поискала глазами тюфяк, но ничего не увидела — только смутные очертания стола и стульев.
Едва держась на ногах, она шагнула в спальню, намереваясь совершить жуткое святотатство, от которого её предостерегал Грапп — лечь в господскую постель…
…Сделав пару кругов по двору, Тайвин вернулся к себе — фокус не удался — нога продолжала болеть. Что ж придётся принять микстуру Тамерлана.
Стоя у порога отведённых ему комнат, Тайвин хмуро смотрел, как Люк ковыряется с замком. Направо ключ не поворачивался, зато прекрасно повернулся налево с характерным звуком запирающегося затвора. Этот болван не закрыл дверь?!
— В чём дело? — отрывисто бросил Тайвин.
— М-милорд…
— Ты не запер дверь? Или её взломали?
— … Я не знаю, милорд! — отводя взгляд, пробормотал Люк.
«Не запер..,» — сделал вывод Тайвин:
— Войди и всё проверь!
— Да милорд.
Солдат вернулся через пару мгновений:
— Чисто, милорд! В покоях никого!
— Ночь стоять в карауле, глаз не смыкать!
— Да, милорд! — вытянулся в струнку Люк, всё ещё надеясь, что пронесёт.
Хмуро глянув на провинившегося, Тайвин решил оставить разборку до утра.
Зайдя в комнату, он очутился в полумраке — огонь в камине и свечи давно потухли, а новые зажечь никто не догадался. Крикнув Люка, Тайвин указал ему на подсвечник. Гвардеец, повиновавшись, высек искру. Мягкий, желтоватый свет рассеял сумрак.
Оглядевшись, Тайвин отметил, что всё вроде выглядело так, как он и оставил. Пройдя в спальню, проверил сундук — кошель и мешочек с золотом побольше были на месте.
Поискав глазами флакон мейстера, он нашёл его на столике, там же, где стояла пара бокалов и кувшин с водой.
На кровати был жуткий кавардак из горы одеял и простыней. Это называется — чашница убралась! Да ни одна настоящая служанка не позволила бы себе такой небрежности. Завтра он поставит ей это на вид. Или не поставит. Все вопросы с лордом Джеймсом обговорены, и его больше ничто здесь не задерживает. Он уедет из «Мудрой черепахи», а бастрадка продолжит и дальше притворяться прислугой, пока не совершит какую-нибудь оплошность, и её не вышвырнут вон. Главное, чтобы нога перестала болеть.
Сняв одежду и сапоги, Тайвин голышом уселся на краешек кровати. Голень, избавившись от тисков ботфорт и раздражающего прикосновения бриджей, немного успокоилась, но он знал, что это не на долго. Поглаживая синий шрам, Тайвин морщился, желая только одного, чтобы лекарство подействовало, и ему не казалось, что одна часть его тела лежит на простынях, а другая — в зарослях крапивы.
Налив пол бокала воды, Тайвин взял флакон, показавшийся ему легче обычного. Накапав ровно тридцать капель микстуры — одна доза, он, скривившись, выпил мерзкое пойло.
Ещё чуток посидел, пока боль окончательно не стихла, и сон не начал его одолевать. Когда веки его заметно отяжелели, он забрался под одеяло, осторожно укладываясь так, чтобы раненая нога беспокоила, как можно меньше — за долгие годы он уже знал, что ей может прийтись не по нраву и всячески старался этого избегать.
Поправляя одеяло, Тайвин наткнулся на нечто столь неожиданное, что ему показалось, что Тамерлан что-то перепутал с ингредиентами, и в его микстуре вместо макового молока была дурман-трава из Асшая. Но, нет — микстура здесь была не при чём. Рука Тайвина нащупала чей-то тёплый бок — гладкий, мягкий, с кожей нежной, какая бывает только у ребёнка или молодой женщины.
Приподнявшись на локте, он откинул простыню и увидел спутанные волосы, маленькое, аккуратное ушко, белую шею, плечо. До него донеслось едва слышное дыхание — ровное, тихое, размеренное. Так дышит человек, погружённый в глубокий сон. Недоумевая, Тайвин потянулся, убрал влажные пряди и завис над лицом нежданной гостьи. Пекло! Это была его чашница. Изумление и оторопь, в котором он пребывал до этого момента, сменились яростью. А он, дурак, ещё хотел ей помочь! Думал, как сделать так, чтобы она не оказалась в борделе! Да она сама туда стремится, прыгая в койку к лорду!
Картина преступления явственно предстала перед его взором — чашница с ключом в руках подкарауливает, когда он и Люк уйдут и пробирается к нему в покои, а затем и в постель. Ну что ж, она получит то, чего так хочет — любовь лорда!
Скрежетнув зубами, Тайвин резко схватив одеяло, потянул его на себя. Соскользнув, оно оголило девичье плечо, острый локоток, изгиб талии, задержавшись на бедре.
Преступница, продолжавшая спать, даже не пошевелилась.
Глядя на то, как подрагивают тёмные, спутанные пряди, в такт биению её сердца, как вздымается и опускается рука, покоящаяся на груди, Тайвин чувствовал, что вся его злость куда-то улетучивается. Глупая, наивная бастардка! Неужели тебе мало примера собственной матери и своего собственного? Неужели ты думаешь, что таким способом можешь чего-то добиться, кроме как стать утехой на пару ночей?