Потом Арье было поручено резать лук и петрушку, следить, чтобы в супе не выкипела вода, подкладывать дрова в очаг и много чего ещё. В итоге лучше всего, по мнению кухарки, она справилась с мытьём посуды. Так ей и пришлось бы весь день простоять, купая поочерёдно в двух лоханях тарелки, вилки и ножи, пока глиняная плошка, не выскользнув из её мокрых рук, не упала прямиком на каменный пол и не раскололась пополам.
— Да шоб тебя! — в сердцах воскликнула Гертруда и отослала неумеху прочь «с глаз долой».
Дело уже было к ночи и Арья, с трудом переставляя гудевшие с непривычки ноги, доковыляла до каморки, находившейся под самой крышей. Рухнув на кровать, она тихонько застонала. О боги, как же всё у неё болело! Она и представить не могла, что простоять весь день, склонившись то над ведром, то к очагу так тяжело! Казалось, что к её спине привязали камень и ещё парочку к ногам! А на волдыри, натёртые башмаками, ей даже смотреть не хотелось! Да и руки были не лучше — какие-то морщинистые, красные от воды, в которой она перемыла гору посуды, с парой неглубоких, но мерзко саднивших порезов. Пекло! Назавтра у неё точно что-нибудь отвалится — руки, ноги или спина!
— Ты чё там подвываешь?
— А-а? — протянула Арья, не в силах пошевелиться.
— Не стони, говорю тебе — спать мешаешь!
Не желая отвечать, Арья прикрыла глаза.
Коморку она делила вместе с тремя девушками-служанками. Имён она их не запомнила, знала только, что две из них убирались в гостевых комнатах, а одна была при трактире. Ниже была ещё одна точно такая же комнатка, в которой жила Гертруда и ещё две женщины, работавшие в «Мудрой черепахе». Мужчины жили в другом крыле. Насколько Арья уяснила, дело здесь было поставлено на широкую ногу — всё было основательно продумано. Эта гостиница больше напоминала ей Винтерфелл, чем постоялые дворы, в которых она успела побывать. Но как бы хороша́ она не была, долго здесь задерживаться Арья не намерена. Вот заживут ноги, и она двинется дальше. Куда именно дальше — Арья не представляла, но остаться на всю оставшуюся жизнь судомойкой и «мастером репы» она не хотела!
Следующий день были ни чуть не лучше первого. Как и второй. И третий. Выяснилось, что талантов, чтобы стать хорошей прислугой, у Арьи было мало. Лучше всего она справлялась с чисткой котлов. Разместившись у самого входа, она с утра до вечера скоблила, оттирала, начищала до блеска гордость Гертруды — пузатые чаны с крепкой ручкой и без, которые, словно братья, походили один на другого, и, как и положено братьям, были разными по росту и ширине. «Младшенький» был размером с мужской кулак и в нём готовились пряные настойки и соусы, которыми сдабривалось мясо. А в «старшем» можно было сварить целиком козу.
Прерываясь лишь для того, чтобы сменить воду или выполнить очередное мелкое поручение Гертруды, Арья оттачивала навыки чистильщика котлов. Девицы, с которыми она делила каморку, смотрели на неё косо, то и дело потешаясь над «неумехой». Но Арье было всё равно. По вечерам, ни с кем особо не разговаривая, она отворачивалась к стенке и тут же проваливалась в сон без сновидений…
Вскоре, солнечная погода, установившаяся над Речными Землями, сменилась, как это часто здесь водилось, затяжными дождями. С севера наползли тучи, и стало заметно прохладнее. Дождь, принявший накрапывать с самого утра, днём разошёлся не на шутку, заставляя путников сворачивать в сторону «Мудрой черпахи», чему её хозяин был несказанно рад. Гости прибывали один за другим, слуги сбились с ног, а Гертруда металась меж котлов и сковородок, как ужаленная, гоняя Арью то за «лучком, то за базиликом, то за яичком». Мысленно проклиная дождь, Арья бегала туда-сюда, натирая очередную мозоль, и, то и дело, налетая то на Шенни, то на Лотту, то ещё на кого из девушек. Те, переругиваясь, сновали по коридорам и «нумерам», жалуясь на гостей с их грязными сапогами и придиру-хозяина требовавшего «чистоты на палубе!». Дурная погода испортила настроение всем, кроме Джона Граппа, с довольным видом прохаживавшегося по галерее.
А ночью случился небесный потоп. Лило, как из ведра, а под утро полило и с потолка их коморки. Как только дождь прекратился, Густав принялся латать крышу. Стук молотка быстро сменился треском ломающихся досок и руганью горе-плотника, свалившегося прямо на Лотту. В итоге, великий погром сменился великим переселением, в результате которого все девушки переехали в комнатку этажом ниже, где Арье места не нашлось.
Джон Грапп обходя, свои владения, хмуро выслушивал одну дурную весть за другой, то и дело обещая всех дармоедов, у которых «руки не из того места растут, а голова тиной набита», пустить «крабам на корм!». Две комнатушки для прислуги были непригодны для жилья. В одном из гостевых покоев образовалась течь. Не убранное вовремя бельё сорвало ветром, и постояльцы лишились свежих простыней. И вновь разбежались куры. Густав, свалившись на Лотту, повредил ей руку и та несколько дней не сможет работать.
Остановившись у лестницы, Джон провёл ладонью по перилам. Намокшая древесина пахла совсем не так, как он привык. Не солью, и не морем. А просто сырым поленом. Простыни, вытягиваемые милашкой-Шенни из грязи, были подобно парусам судна, выброшенного бурей на берег. Всё вокруг чавкало, а с неба то и дело срывались крупные капли. Солнце прорываясь сквозь лохматые тучи, освещало потрёпанную и от того грустную «Мудрую черепаху».
Почувствовав на себе чей-то взгляд, Джон обернулся. Позади, прислонившись к перевёрнутой бочке, стояла Нэн. Буравя его серым взглядом, она словно ждала от него чего-то. Ну, что за девица! Джон уже сто раз пожалел, что взял её. Вроде делает, что скажут, а проку — нет! А уж как посмотрит! Не нравилось ему, когда она на него смотрела. И с девочками не ужилась. Вон ведь — все сразу нашли к кому пойти, а ей места не нашлось. И куда её девать? Всех удалось распихать, только эта горемыка осталась. Ну не в свинарник же её?! И не в конюшню!
— Пойди сюда! — строго сдвинув брови, велел Джон. Отлипнув от бочки, Нэн прошествовала в его сторону, вздёрнув голову так, словно родилась под сенью замка, а не в деревенской хибаре.
Поглядывая по сторонам, Джон направился в сторону гостевого крыла. Во дворе было пустынно. Постояльцы, испугавшись дождя, сидели по своим комнатам, да в трактире. Задрав голову, Джон посмотрел на людей, посланных им на крышу — там уже во всю кипела работа. Удовлетворённо кивнув, он подумал, что если снова не польёт, то может всё ещё и обойдётся.
Поднявшись с девицей на третий этаж, Джон отпер дверь пострадавшего от воды «нумера». Здесь уже успели навести порядок, вытерев лужу, и только пятно на потолке свидетельствовало о прохудившейся крыше. Стол, стулья и кровать во второй комнате покоев, к счастью, не залило. Всё остальное выглядело — хоть сейчас принимай гостей — полы чистые, что палуба после мытья, беленькие занавески на окнах раздуваются кливерами, подсвечники и заклёпки на дубовом сундуке поблёскивают не хуже крепежа на фоке.
Обернувшись, Джон вперил свой самый суровый взгляд в Нэн:
— Останешься здесь, пока всё не починят. Спать будешь на тюфяке. Возьмёшь его в чулане. И смотри, на кровать — ни-ни! Уяснила?
— Уяснила.
— Ну и хорошо. И только попробуй мне что-нибудь этакое … выкинуть! Крышу быстро залатают, и сразу к себе вернёшься! А пока — приходить затемно, вставать — засветло, с первыми петухами! И чтоб ни один гость тебя не видел! Дверь держать запертой! Всё поняла?
— Всё.
— И, да, ты теперь Шенни помогаешь! Пока Лотта не поправится, будешь на этаже убираться!
— А как же Гертруда?
— Будешь делать всё, что она скажет! Не маленькая — справишься!
— Угу, — хмуро кивнула девица.
— Ну, всё, — огляделась, так закрывай дверь, тряпку в руки и вперёд — драить палубу! — скомандовал Джон.
— Что? — встрепенулась Нэн, вскинув голову.
— Полы подтирать. Вон, Шенни тебе всё покажет!
Глядя в след удаляющейся служанке, Джон покачал головой. Не задержится она у них! Точно, не задержится! Жанетта, как вернётся, сразу прогонит её вон. Ей нравятся покладистые и расторопные. А эта хоть и не дерзит, а словно колючка. Прогонит её Жанетта! Как пить дать прогонит!