— Так, — наконец, говорю я, — Забираем котлы и пьем все выходные, дозировку определяйте сами, вы эти отравы готовили. Касается всех, кроме Питера, Эда и Тода. Вы свое варево выливаете с пирса и лечитесь традиционными средствами.
— Да, Эриф, — говорю я, видя, что парень поднял руку.
— Можно те, кто не заболел, отдадут зелье тем, кто не справился?
Пару секунд внимательно на него смотрю. И, не найдя в поведении ничего, что противоречило бы моему плану, киваю.
— Разумеется. Все свободны, в понедельник в девять здесь же!
Они медленно расходятся, стараясь не расплескать содержимое котлов. Уходит и Эрт: его жена ждет ребенка, каждую свободную минуту он проводит с ней. И я бреду домой, только у дверей вспоминая, что Нарлитар хотел сегодня поговорить. Кашляю с такой силой, что самой страшно становится.
— Ты здесь? — кричу я, сбрасывая туфли и с удовольствием надевая пушистые вязаные тапочки. — Нарлитар?
— На кухне.
Я не смотрю, что он там делает, прохожу в комнату и достаю с верхних полок коробку. В ней весело позвякивают банки, удачно приобретенные мною в аптеке еще в те времена, когда Эрт жил здесь. Отличная вещь, главное, что без магии. Редкость.
— Ты мне банки обещал поставить, — кричу. — Давай быстрее, я уже не могу.
Почему-то после этой процедуры мне всегда становится легче. И плевать, что нельзя при температуре, а меня даже трясет от нее.
Нарлитар входит в комнату. В другое время я бы вздрогнула, или что-то вспомнила, или оценила внешний вид, но сейчас хочу просто лечь, чтобы стало легче.
— Ты уверена? — спрашивает мужчина.
— Уверена. Давай быстрее, мне так плохо, что я сейчас упаду.
— Может, я тебе что-нибудь заварю?
— Без магии! — я морщусь от головной боли и быстро снимаю свитер.
Вздохнув, Нарлитар берется за коробку.
Единственное, о чем я забыла, так это о самой процедуре. В частности о том, что перед тем, как наставить мне симпатичных круглых синяков, стоит смазать спину мазью. И теперь морщусь, чувствуя, как Нарлитар осторожно размазывает холодный крем, словно специально не спеша. Морщусь совсем даже не от боли.
Я забыла о том, какими могут быть его прикосновения. Как широкие ладони могут касаться спины, поглаживая кожу. И как расползается по телу тепло, и уходит куда-то головная боль. И зарождается внизу живота это демоново возбуждение, которого я не испытывала очень давно. Мне кажется, будто эти прикосновения длятся вечно. И все вокруг замирает, даже огонь, потрескивающий в камине. У меня вырывается тихий стон.
— Совсем плохо? — сочувственно спрашивает Нарлитар.
— Терпимо, — какая-то часть меня жалеет, что он убрал руки.
И совсем не против и дальше лежать, почти обнаженной, так странно уязвимой перед человеком, от одного воспоминания о котором я убегала долгие годы.
Мне даже не больно. Нарлитар укрывает меня одеялом и смотрит на часы, чтобы засечь время.
— Тебе лучше не вставать, — говорит он. — Отлежишься за выходные. Сейчас ужин принесу.
Я не хочу есть, но запахи с кухни доносятся вкусные. А почему бы и нет? Не так уж и плохо, в горизонтальном положении почти идеально. Что он там несет? Блюдо с какими-то весьма аппетитными кусочками мяса и картофеля и два бокала красного вина. У меня чуть слюна капать не начинает.
— Лежа есть нельзя, — довольно говорит Нарлитар. — Жди двадцать минут, моя радость.
И демонстративно отпивает глоток из бокала, наслаждаясь вкусом. А затем отправляет в рот особенно аппетитный, сочащийся соком кусочек мяса, явно приготовленного на гриле. Я едва не рычу от такой несправедливости. Но в то же время мне весело и очень уютно, несмотря на озноб, температуру и шесть присосавшихся к спине банок.
— Ответишь на мой вопрос, дам чего-нибудь вкусненького, пока лежишь, — говорит Нарлитар.
— Какой вопрос?
— О тебе, разумеется. Можешь не отвечать, я не настаиваю.
И с таким наслаждением загрыз острую колбаску, что я едва не захлебнулась собственной слюной! Мясо на огне — моя страсть! Печеный картофель — тоже! Как он может шантажировать меня такими святыми вещами?! Оказывается, я еще не утратила способности искренне радоваться. И не хочется соглашаться на условия этого нахала, но пока я тут лежу, он же все съест! И неизвестно, есть ли еще что-то на кухне. А вдруг там — каша?!
— Согласна, — бурчу я. — Спрашивай.
И потом тихо добавляю, отчаянно надеясь, что поймет:
— Только не вскрывай, а? Не выдержу в таком состоянии.