Мэри не знала, что ответить, поэтому только улыбнулась. А про себя подумала, что они поступают некрасиво, обсуждая Саймона за его спиной, но, когда он вернулся с огромным яблочным пирогом в руках, его мама сказала:
— Спасибо тебе, мой родной. Не знаю, что бы я делала без тебя.
Пирог был сверху облит коричневым сахаром, а по краям из него сочился бледный яблочный сок. Мэри съела сначала один кусок, а потом и второй. Когда ей предложили третий, она с сожалением покачала головой.
— Ты уверена, что больше не хочешь, милочка?—почти так же заботливо, как тетя Элис, спросила миссис Трампет.
— Совершенно уверена, спасибо,— ответила Мэри.— Больше я не могу.
И как только произнесла эти слова, вспомнила, что ей придется еще раз есть. Она посмотрела на часы. Шел второй час, а в половине второго ей предстояло сесть за стол обедать.
— Ты себя хорошо чувствуешь, милочка?—забеспокоилась миссис Трампет.— Ты что-то побледнела.
Через полчаса эти слова повторила и тетя Элис:
— Ты себя хорошо чувствуешь, милочка? Ты что-то побледнела.
Мэри посмотрела на стоявшую перед ней тарелку с жареной свининой — светлое мясо и хрустящие темно-коричневые шкварки — и почувствовала, что к горлу у нее подступает тошнота.
Крепясь изо всех сил, она была в состоянии лишь ковырять у себя в тарелке.
— Я так и знала, что нельзя тебе было давать этих сэндвичей,— сокрушалась тетя Элис.
Поверх очков посмотрел дедушка.
— Знаешь, Мэри, многие дети были бы рады такому обеду! Например, голодающие дети в Африке.
— Ну и отдайте его им! — сказала Мэри и вспомнила мальчика из Африки, который хотя и не умирал с голоду, но был бы совсем не прочь съесть сейчас тарелку жареной свинины.— Возьмите и пошлите в посылке!— добавила она, и мысль о том, что, знай они истинное положение вещей, они как раз бы именно это и сделали, заставила ее расхохотаться.
А начав смеяться, она никак не могла успокоиться. Свинина и картофель, которые она не успела дожевать, вылетели у нее изо рта прямо на тщательно натертый воском стол тети Элис.
Можно просто умереть со смеху...
8
НАПРАСНАЯ ПОЕЗДКА
Понедельник оказался таким солнечным и жарким, что даже тетя Элис не стала возражать, когда Мэри утром заявила, что в обед поест на берегу. Правда, к ужасу Мэри, она добавила:
— Может, и мы попозже присоединимся к тебе, милочка, сегодня такой погожий день.
Но, к счастью, дедушка за завтраком два раза чихнул, и тетя Элис решила, что они никуда не пойдут, поскольку дедушка, вполне возможно, уже простудился.
Поэтому, как только с завтраком было покончено, Мэри отправилась на железнодорожную станцию. Денег у нее хватило не только на обратный, билет, но еще осталось двадцать два шиллинга восемь пенсов, которыми она надеялась рассчитаться за такси от вокзала до Бэкингем-пэлес-террас.
На счетчике же оказалось всего два шиллинга и шесть пенсов, когда такси остановилось на улице, где стояли высокие белые дома с большими окнами и внушительного вида подъездами.
— Вы уверены, что это тот самый адрес?—спросила Мэри.
— Вы сами мне его дали, мисс,— пожав плечами, ответил таксист. У него было хмурое лицо, а на носу сбоку красная шишка, похожая на маленькую сливу. Когда Мэри вылезла из машины и заплатила ему ровно столько, сколько показывал счетчик, он еще больше нахмурился. Тогда Мэри порылась в кошельке, дала ему два пенни, оставив себе ровно двадцать шиллингов, и сказала: «Большое вам спасибо за оказанную любезность», как всегда говорил дедушка, когда давал кому-нибудь на чай. Таксист посмотрел на пенни, усмехнулся, ответил: «Благодарю вас, ваша милость», поднял флажок, означавший, что машина свободна, и уехал.
Мэри посмотрела на дом номер четыре по Бэкингем-пэлес-террас. Мраморные ступеньки вели вверх, к тяжелой, черного лака двери. Сбоку торчали пуговки звонка, и около каждой из них была начищенная до блеска медная решетка. Мэри медленно поднялась по ступенькам. Она знала, что ей предстоит, нажав пуговку звонка, говорить в решетку, и почему-то это казалось ей гораздо более страшным, нежели постучать в дверь и ждать, пока кто-нибудь откроет.
На двери было пять пуговок. Возле четырех верхних не было никаких указаний, но рядом с нижней пуговкой висела табличка: «Привратник». Мэри помедлила, потом тихонько нажала.
Ничего не произошло. Она подождала с минуту, потом нажала сильнее. На этот раз открылась подвальная дверь и кто-то сказал:
- Да?
Мэри посмотрела вниз. Там стояла женщина, у которой был довольно устрашающий вид: она была очень высокая, с длинными черными волосами, большим крючковатым носом и с черной повязкой на глазу. Второй ее глаз сверкал яростью. «Как женщина-пират»,— подумала Мэри.
— Мистер Патель здесь живет? —спросила она.
— Не понимаю,— помотала головой женщина.
— Мистер Патель,— медленно повторила Мэри.— Он... Он черный.
Женщина опять помотала головой. Потом улыбнулась, обнажив целую челюсть золотых зубов.
— Иди сюда,— сказала она и махнула рукой, зовя Мэри за собой.
Пока Мэри спускалась по ступенькам вниз, женщина повернулась к двери и заговорила с кем-то внутри на непонятном языке.
Мэри замешкалась, боясь войти вслед за женщиной в подвальную комнату и чувствуя нелепость своего положения. Саймон, как всегда, оказался прав! Она поняла это, как только такси остановилось. Здесь могли жить лишь богатые и знатные, а не бедняк-иммигрант.
Саймон не сомневался, что дядя Кришны бедняк, а в письме домой он солгал...
А может, и Кришна лгал? Он вполне на это способен. Его рассказ о приключениях во время путешествия в Англию слишком увлекателен для того, чтобы в него поверить... А богатый дядя, наверное, то же самое, что ее злая тетка, решила Мэри. Все это он, видно, сочинил.
И как только она пришла к этому решению, ее снова охватил страх. Вдруг страшная черная дверь откроется, кто-нибудь выйдет и закричит: «По какому такому праву ты звонишь и беспокоишь людей? Нет здесь никаких бедных иммигрантов...»
— Спасибо,— крикнула Мэри вниз, но, по-видимому, никто ее не слышал.
Она пошла по улице прочь от дома, но непонятный страх снова подстегнул ее, и она опять бросилась бежать.
Поэтому к тому времени, когда две португалки из квартиры в подвале решили, наконец, что девочка, вероятно, интересуется индийским джентльменом с верхнего этажа, Мэри уже повернула за угол, и ее след простыл...
Квартира родителей Мэри находилась в большом доме возле Гайд-парка. Поднявшись на лифте, Мэри достала ключ, который всегда хранила в маленьком закрывающемся на «молнию» карманчике в своей сумочке. На мгновение, как раз перед тем, как открыть дверь, ее охватило волнение при мысли, что она входит в свой дом...
Но лишь только она переступила порог, чувство это исчезло. Внутри совсем не было похоже не только на свой, но и вообще на чей-нибудь дом. В узком коридоре было темно и холодно и непривычно пахло чем-то сладким и в то же время лежалым, вроде воска и пыли.
На коврике возле двери валялись письма. Мэри подвигала их ногой, любопытствуя, нет ли чего-нибудь интересного, но письма были в скучных конвертах с адресом, напечатанным на машинке. Проспекты и счета — решила она и вдруг словно услышала голос отца: «Счета, счета, одни счета...»
Эти слова он произносил за завтраком почти ежедневно. Когда Мэри была маленькой, ей казалось, что они ужасно бедные, но с возрастом она стала понимать, что он брюзжал по поводу денег, только чтобы досадить маме. А мама, в свою очередь, чтобы досадить ему, то и дело жаловалась на то, какая у них скучная жизнь. Иногда мама не обращала внимания на его недовольство и продолжала спокойно пить кофе и читать газету, как будто его и в комнате не было, но порой она выходила из себя и кричала на него, допытываясь: а он на что рассчитывал? За все ведь приходится платить, не так ли? И тогда отец тоже начинал кричать и кричал до тех пор, пока мама не вставала и не выбегала из комнаты, хлопнув дверью...