— Как и мне,— отозвался Кришна.— Никогда.
— Откуда ты знаешь?—спросил Саймон.
— Знаю. Я буду жить здесь, пока не стану старым-престарым.
— В той книге у дяди я прочел,— сказал Саймон,— что люди, которые построили грот, наняли человека, чтобы он жил там, как отшельник. Им казалось романтичным, что у них в гроте живет настоящий живой отшельник, которого они могут демонстрировать своим знакомым, когда те приезжают к ним в гости. Они платили ему двести фунтов за то, чтобы он ходил в тряпье, сидел и мыслил, но ему очень скоро все это надоело, и он сбежал.
— Наверное, он был ненормальный,— решил Кришна.
— Не знаю. По-моему, ему было просто тоскливо жить одному.
— Мне никогда не будет тоскливо,— заявил Кришна.— Когда начнется учебный год, я останусь здесь один и буду отшельником.
— Лучше не напоминай,— застонал Саймон.
— Ты не любишь ходить в школу, Саймон?—засмеялся Кришна.
— А какой нормальный человек любит?—вмешалась Мэри.
Неудачная это тема для беседы, решила она. Саймон сразу стал задумчивым, что было плохим признаком. Он ни разу не говорил, сколько сумеет пробыть на острове, и она у него не спрашивала. Пусть он и сейчас не думает об этом.
— А вы знаете, что орехи уже созрели?—спросила она.— Я видела утром. На большом дереве возле рябины.
Они знали, о каком дереве она говорит. Они знали каждое дерево, каждый куст. Остров был, наверное, в полмили длиной и в четверть мили шириной. Мальчики ни разу не покинули его, и каждое утро, когда она приходила, теперь уже бесстрашно балансируя на доске моста, Мэри казалось, что она входит в замок. Озеро было наполненным водой рвом, а грот — главной башней замка. Иногда они разжигали в главной пещере костер и смотрели, как от языков пламени меняется цвет ее хрустальных сводов.
В главной пещере было сыро, потому что через нее бежала вода, но в верхнем помещении, где спали Саймон с Кришной, было тепло и сухо. Пол они застелили засохшими стеблями кудрявого папоротника, от которого шел сладковатый запах плесени.
Мэри завидовала тому, что они спят на таком чудесном ложе. Разве можно сравнить папоротник с простынями? Собственно говоря, пребывание на острове было ни с чем не сравнимо. Когда вечером она возвращалась домой, ей казалось, что она из цветного фильма переходит в черно-белый...
— Ты, наверное, скучаешь, Мэри,— сказал дедушка.— Это уж я виноват, извини, пожалуйста.
У него от ревматизма болели колени, и он не мог купаться в море.
— Как назло,— ворчал он.— Лучшее лето за многие годы, а я сижу дома.
— А на пляже тебя хватил бы солнечный удар,— заметила тетя Элис.— Кроме того, там грязно от этого мазута.
— Мне тоже больше нравится в лесу,— сказала Мэри.
— В каком лесу? — нахмурился дедушка.
— А... Просто в лесу.
— Лес и пляж — это разные вещи. Что ты там делаешь, в лесу? С этим твоим приятелем... Как его фамилия? Трампер?
— Трампет,— поправила его тетя Элис.
— Ничего особенного,— ответила Мэри.— Просто гуляем.
— Как это просто гуляете? Каждый день ты уходишь из дому сразу же после завтрака, а возвращаешься к ужину. Чем вы там занимаетесь?
Хорошо бы дедушка прекратил свои расспросы. Обычно он не совал нос в чужие дела, но из-за боли в ногах стал раздражительным.
— Мы собираем орехи,— ответила она.— И чернику...
Даже если бы она сказала ему правду, все равно было бы нелегко объяснить, чем они там занимаются. Один день похож на другой и тем не менее сказочно иной...
— Оставь ее в покое, папа,— вмешалась тетя Элис.— Просто гулять — прекрасное занятие для человека в ее возрасте. Я тоже любила гулять в лесу. Больше, чем сидеть на пляже...
Она улыбнулась Мэри, словно у них была общая тайна.
— Ладно,— согласился дедушка.— Пусть будет так. Я старый ворчун. Раздражительный, обидчивый старик со скрипучими коленями. Не становись старой, Мэри.
Мэри согласно закивала головой. Вот такому совету следовать нетрудно. В эту секунду она была совершенно уверена, что всегда останется такой, какая есть, и что жизнь вокруг будет идти, не меняясь...
Они собрали всю чернику, что росла на острове.
— Еще немного осталось на тропинке,— сказала Мэри.— Прямо возле озера. Кусты там довольно высокие, но палкой можно достать.
— Те ягоды я хотел оставить маме,— покачал головой Саймон.— Перед школой я всегда собираю ей ягоды для варенья.
— Опять разговоры про школу? — рассердилась Мэри.
— Что это за листья?—удивился Кришна.
Листья были красновато-коричневые и хрустели, как пергамент.
— Ну и балда же ты! Это осень!—вздохнул Саймон.— Осенью листья меняют цвет и опадают с деревьев.
— Сам ты балда! — отозвался Кришна и ткнул его кулаком в живот,— В Африке осени не бывает.
— Консервы на исходе,— объявил Саймон.— Нет больше фасоли, персикового компота и супа из помидоров.
— Персиковый компот тяжелый,— отозвалась Мэри,— а фасоль и суп я могу принести.
— Еще нам нужна леска. Вчера вечером я сплел сетку для угрей и поставил возле дренажа, но шел дождь, и ее унесло.
— Вчера не было дождя,— возразила Мэри.
— Нет, был. Сегодня утром вся трава была мокрой.
— Это роса. Дождя не было.
Саймон посмотрел на ее упрямо стиснутые губы.
— Ладно, пусть будет по-твоему. Все равно нам нужна леска, консервы и новая фуфайка для Кришны. Та твоя уже вся порвалась, а по вечерам бывает довольно прохладно.
— Хорошо, я принесу ему другую,— сказала Мэри.— И несколько свитеров, если ему холодно. У меня, наверное, целых сто толстых шерстяных свитеров. И банки принесу, и леску тоже. Могу принести все, что хотите...
Она стояла в очереди на почте и злилась. Было пять часов, в половине шестого магазины закрывались. А все, кто стоял впереди нее, были старые и не торопились. Старики покупали конверты и марки, старушки получали пенсию. Они неторопливо брали деньги, негнущимися старческими пальцами пересчитывали мелочь, клали банкноты в одно отделение своих сумок, монеты — в другое. А то еще и лениво перебрасывались словами с сидящей за барьером девицей. У некоторых из них на поводке были собачки, которые путались в ногах.
— Господи, сколько времени приходится стоять! — пожаловалась какая-то женщина позади Мэри.— Надо иметь ангельское терпение!
У нее было остроконечное лицо колдуньи. Бабушка Саймона! На секунду сердце у Мэри ухнуло—глупо, конечно, чего ей бояться? Она решила...
— Как поживаешь, дорогуша?
— Спасибо, очень хорошо,— ответила Мэри и лукаво добавила: — А как Саймон? Я его давно не видела.
— Путешествует где-то. Он любит побродить в одиночестве, и, должна сказать, я его хорошо понимаю.— Бабушка Саймона улыбнулась, лицо ее стало морщинистым, как орех.— Такая семья! Целый обезьянник из зоопарка!
Наконец подошла очередь Мэри. На сберегательной книжке у нее было два фунта и четыре пенса, и она забрала их почти все, оставив один шиллинг. А когда обернулась попрощаться с бабушкой Саймона, то увидела рядом с ней миссис Карвер.
— Твоя очередь, мама,— сказала миссис Карвер, обращаясь к бабушке Саймона, и тут же заметила Мэри: — Батюшки, давно я тебя не встречала! Прихожу к вам утром, а тебя уж и след простыл!
Мэри смотрела во все глаза. У миссис Карвер были рыжие волосы, а у ее матери черно-белые, как на кисточке для бритья, но во всем остальном они были удивительно похожи, особенно рядом. Два бледных, остроконечных лица...
У Мэри перехватило дыхание. Недаром мама Саймона ей кого-то напоминала! Теперь она поняла кого. Миссис Трампет и миссис Карвер были родные сестры. У мамы Саймона, у бабушки и у близнецов были темные волосы, а у Саймона и у миссис Карвер темно-рыжие. Скорей, медовые...