«А вдруг он умер? — подумала она. И затем:—Если умер, значит, я его убийца?»
Обхватив себя руками, она опустилась на гальку и задрожала. Потом быстро огляделась по сторонам. Никто ее не видел.
Если запереть кабину и уйти, никто ни о чем никогда не узнает. Она вернется домой как раз к чаю и скажет, если, разумеется, ее спросят, что играла совсем в другом конце города, где пляж покрыт ракушками. Тетя Элис и дедушка ей поверят. Чего бы она ни фантазировала, они ей всегда верили.
Но на этот раз лгать нельзя! А вдруг мальчик вовсе не умер? Разве можно оставить его без помощи? Затаив дыхание, она дотронулась рукой до его лица. Щека у него была теплая, а дыхание легкое, как трепет птичьего крыла.
Она встала. Под ложечкой у нее щемило, а ноги ступали, не повинуясь ей, словно принадлежали кому-то другому. Она снова поднялась по ступенькам и побежала к пирсу.
Возле пирса опять толпились люди. Наверное, что-то случилось, решила она. Там был и полицейский, только он стоял поодаль и смотрел в море.
Мэри кинулась было к нему, но в нескольких ярдах от него замедлила шаг, с ужасом вспомнив про украденные шоколадки. Вдруг продавец из палатки, недосчитавшись товара, сообщил об этом в полицию? Может полицейский сейчас и занят поисками девочки с испачканными лицом и длинными черными волосами. Забыв, что перед обедом она умылась, Мэри вытащила носовой платок, поплевала на него, тщательно вытерла губы, потом, чуть помедлив и сглотнув от волнения, приблизилась к полицейскому и вдруг замерла.
Толпа у него за спиной поредела, и она увидела в центре ее тех двух мужчин, которые были в лодке вместе с мальчиком. Еще один полицейский о чем-то с ними беседовал, а третий держал их за руки, чуть повыше локтя, что показалось Мэри нелепым: они вовсе не собирались бежать. Они были так расстроены, обескуражены и так не к месту на пляже в своих темных костюмах и с потрепанными чемоданчиками в руках, что кто-то даже сказал: «Бедняги...» Мэри подняла глаза на тех, кто стоял рядом, но никому вроде не было их жаль.
Все стояли и смотрели только потому, что надеялись увидеть нечто занимательное.
Ничего занимательного, однако, не случилось. У обочины остановилась полицейская машина, и, пока Мэри проталкивалась сквозь толпу, эти двое и один из полицейских влезли в машину и уехали.
«Что плохого они могли натворить?—думала Мэри.— Поскольку они прибыли морем, значит, могли быть контрабандистами, тайно ввозившими в Англию золотые часы или брильянты. А то и грабителями. Может, та лодка, с которой они высадились, должна была со следующим приливом забрать их и добычу и доставить туда, где полиция не смогла бы их найти. Если они грабители, тогда понятно, почему с ними был мальчик». Она вспомнила, как Билл Сайкс, идя на грабеж, брал с собой Оливера Твиста, потому что только мальчик мог пролезть в окно и открыть дверь изнутри.
Если мальчик тоже грабитель, то глупо просить полицейского о помощи. Или кого-нибудь из взрослых...
Мэри вдруг показалось, что все на нее смотрят. Она нырнула в толпу и уперлась головой прямо в живот высокой, толстой дамы в цветастом платье.
— Ты что? Осторожней!—сказал муж этой дамы.
Мэри хотела было извиниться, как вдруг за их спиной на другой стороне улицы заметила Саймона. Он, наверное, стоял там и смотрел, как и все остальные, а теперь собрался уходить.
Обежав толстую даму и не глянув ни вправо ни влево — тетя Элис, увидев это, наверное, упала бы в обморок,— Мэри бросилась через дорогу с криком:
— Саймон! Подожди меня, Саймон!
Она уже не помнила, что он любит командовать и совать нос в чужие дела. Много позже ей подумалось, что она, должно быть, уже тогда поняла, что Саймон из тех, кто в беде приходит на помощь, хотя на самом деле откуда ей было это знать? Она действовала по интуиции, но, когда он остановился, увидела, что он не один, и не сразу сумела сообразить, о чем с ним заговорить.
— Привет!—сказал Саймон, смутившись, но тут же пришел в себя.— Это моя бабушка. А это мой друг Мэри.
— Здравствуй, Мэри!—Лицо у бабушки было худое, с длинным острым носом, как у ведьмы, только не у злой, а у веселой. Она везла коляску, в которой лежал ребенок. Мэри узнала в нем того толстого малыша, который возился в манеже.
— Это Джейн,— сказал Саймон.— А новорожденную зовут Дженни.
Джейн выпустила большой пузырь и, когда он лопнул, засмеялась.
— Бедный наш Саймон!—улыбнулась бабушка.— Ведь у него четыре сестры! Тем не менее, думаю, гибель ему не грозит.
— Хочешь пойти к нам?—спросил Саймон.— Ты ведь приходила, но почему-то ушла.
Значит, он все-таки смотрел в окно! На секунду Мэри смутилась, но тут же забыла о своем смущении. Сейчас было важно только одно: остаться с Саймоном наедине и рассказать ему про мальчика. Она не сомневалась — и уверенность ее росла с каждой минутой,— что Саймон придумает, что делать.
Но как остаться с ним наедине?
— И правда, почему бы тебе не посетить наш дом? — улыбнулась бабушка и быстро зашагала вперед, не дав Мэри возможности ответить, а потом, отстав, поймать взгляд Саймона, потому что продолжала разговаривать с Мэри, рассказывая, что новорожденная весит восемь с половиной фунтов, то есть на два фунта больше, чем весила при рождении Джейн, и на три фунта больше, чем Полли-Анна, которые, как близнецы, естественно, были меньше, а вот Саймон весил целых девять фунтов и три унции.— И это при том, что мама у него от горшка два вершка!—с гордостью заключила бабушка.
Мэри, как и полагается воспитанной девочке, пыталась придумать, чем бы поддержать эту беседу, но так ничего и не придумала. Единственное, что ей пришло в голову, это спросить у бабушки Саймона, сколько она сама весила при рождении, но подобный вопрос казался несколько неуместным.
— Тебя послушать, бабушка, ты прямо как людоед,— заметил Саймон.— Выбираешь, кого из нас выгоднее съесть на обед.
— Какой противный мальчишка! — спокойно ужаснулась бабушка. Она ввезла коляску на лужайку перед «Харбор-вью» и начала отвязывать малышку.— Пойдем домой, моя уточка. Пора пить чай.
— С жареным ребеночком под мятным соусом,— засмеялся Саймон и спросил у Мэри:—Идешь? У нас, Трампетов, чай — это целое событие.
Мэри хихикнула, но тут же опомнилась.
— Нет, не могу, мне сначала нужно кое-что сделать...— И она беспомощно взглянула на Саймона, который прыгал вокруг коляски, закатывал глаза и чмокал губами.— Понимаешь, случилось нечто ужасное,— громко сказала она, чтобы он перестал дурачиться и обратил на нее внимание.
Но он и не посмотрел в ее сторону. Он был слишком занят собой и своей глупой игрой.
— В нашем доме важно не что готовят, а кто готовит,— заявил он, топая по ступенькам крыльца впереди бабушки и широко распахивая дверь.
Проходя мимо, бабушка сделала вид, что треплет его за уши, он скорчился от смеха и крикнул Мэри:
— Но если наше меню тебя не интересует, то уж сэндвич с ореховым маслом ты всегда можешь получить.
Мэри стиснула зубы: бесполезно. Когда человек в таком настроении, слушать его не заставишь.
— Тоже мне остряк,— сказала она.— Мистер Умник-Разумник!
И со слезами разочарования на глазах выбежала из калитки. Как она ошиблась, решив, что Саймон придет на помощь! Он слишком глуп, слишком доволен собой и своей противной семьей, чтобы беспокоиться о ком-нибудь еще. Только зря время потеряла!
И не только свое, вдруг сообразила она. И время этого мальчика! Пока она бегала кругом, по глупости надеясь на чужую помощь, он мог умереть! Нельзя было оставлять его одного, не посмотрев даже, как он ушибся. А вдруг он истек кровью и умер?
Она бежала, а страх рос. К тому времени, когда она добралась до купальной кабины, она была настолько охвачена паникой, что не поверила тому, что увидела. Или, верней, тому, чего не увидела...
Все было так, как и до ее ухода: дверь распахнута, солнце заливало внутренность кабины. Но мальчик исчез.