— Ана? — Голос Сэмми доносится из-за угла. — Ана! Что происходит?
Мягкие руки помогают мне подняться, и я с благодарностью принимаю их.
— Черт, прости. Думаю, это напрягло меня больше, чем я думала.
Она критически оглядывает меня, отступая назад и скрестив руки на груди.
— Ты лжешь.
— Ч…что ты имеешь в виду?
Она бросает на меня ровный взгляд.
— Я шлюха, Анна, а не идиотка. Твоя кожа бледная, и ты часто начала себя плохо чувствовать. И к слову, трудно не заметить, хоть ты и часто прикрыта, но твои сиськи тоже выглядят тяжелее.
Я смотрю на нее и вздыхаю, мои руки опускаются к животу. В ее глазах жалость, которую я ненавижу видеть, но также и понимание.
— Что, черт возьми, мне делать? — Шепчу я, забыв о браваде или притворстве. Она вздыхает и мгновение смотрит на меня.
— Давай, у меня есть место, куда мы можем пойти. Никто не будет скучать по нам какое-то время.
∞∞∞
Десять минут спустя мы возвращаемся в район борделей, и Сэмми ведет меня по узкому переулку.
— Здесь, наверху, — говорит она, ее глаза постоянно бегают.
— Что это за место?
— Это…ну, был мой дом, — отвечает она. — Мы пришли.
Она отодвигает большой кусок какого-то металла, открывая небольшое отверстие в задней части стены, жестом приглашая меня войти.
— Почему, черт возьми, твоя дверь заблокирована?
— У всех девушек здесь есть потайные задние двери.
Я киваю и решаю не спрашивать почему. Любая причина, по которой женщине нужно быстро сбежать в бордель, это не те истории, которые я хочу услышать прямо сейчас. Моим глазам требуется всего мгновение, чтобы привыкнуть к темноте комнаты, пока Сэмми закрывает дыру в стене.
Простыни из марли обернуты вокруг большого матраса, занимающего большую часть пола главной комнаты. Маленькая боковая комната, в которой мы находимся, похоже, является чем-то вроде хранилища. Знакомый аромат здесь сильный, покрытый лишь легкой пылью неиспользования.
— Мне все равно нужно захватить несколько вещей. Присаживайся, я принесу тебе что-нибудь, чем можно прополоскать рот.
Мгновение спустя Сэмми возвращается с чашкой воды. Я с благодарностью выпиваю её, наблюдая, как она роется в куче одежды.
— Аксель знает? — Спрашивает она, и мне требуется секунда, чтобы вспомнить, о чем она говорит.
Я надеюсь, что беременность виновата в моей рассеянности в последнее время, потому что это безумно раздражает.
— Что ты об этом думаешь? — Спрашиваю со вздохом.
Она ухмыляется, поворачивая голову ко мне.
— Я думаю, он не позволил бы тебе пойти сегодня к Эмилио, если бы знал. Иногда он кажется немного одержимым тобой. Так вот почему ты ему ничего не сказала? Какой срок?
Я качаю головой.
— Я даже сама не знаю наверняка, — признаюсь я. — У меня есть сильные подозрения, но я не уверена. Я знаю, что должна сказать ему. Ты видела, что случилось в прошлый раз, когда я скрывала от него все дерьмо. Но как я могу усилить его стресс и рассказать ему сейчас, когда все это происходит? Особенно, если я не уверена.
— В любом случае, в наши дни нельзя быть уверенной, — отвечает она. — Но ты бы знала, похоже, что так оно и есть, так зачем же это отрицать? Если предположить, то, как долго?
Я пожимаю плечами.
— Самое большее, несколько месяцев? Может быть, уже восемь недель?
Она кивает, кладет одежду, которую держит в руках, и садится рядом со мной. Я должна сопротивляться желанию отодвинуться, напрягаясь, когда она протягивает руку, чтобы коснуться моей руки.
— Анна, если ты хочешь, есть… вещи, которые я могу тебе достать. Вещи, которые безопасны только на ранних стадиях, но, скорее всего, помогут тебе избавиться от этого.
Я чувствую вспышку страха, желание защитить себя, и мои руки тут же обхватывают живот. Ее глаза впились глубоко в мои, вопрошающие и наблюдающие.
— Ты хочешь сказать…
Она кивает, и никому из нас не нужно произносить ни слова.
Я глубоко сглатываю, думая о последствиях. Я была в таком смятении, все еще признаваясь себе, что могу быть беременна, не говоря уже о том, чтобы рассказать об этом Аксу, не говоря уже о том, что я буду делать. Аборты были запрещены почти везде после Раскола, но меня не шокирует, что у тех, кто продает себя, есть способы обойти это. Небольшое трепетание в моем животе, которое, я уверена, происходит только в моей голове, снова вызывает тошноту.
Дети никогда не были на моем радаре. Я провела свою взрослую жизнь, убегая и прячась от мужчин, и даже в последние месяцы с Аксом мы никогда не говорили об этом. Хотя я никогда не хотела их, и Акс наверняка тоже потеряет самообладание. А что, если это девочка? Мысль о том, что у другой маленькой девочки будет такая же жизнь, как у меня, ужасает. Как я могу привести ребенка в такой мир? Трепет в моем животе снова поднимается, а вместе с ним и яростное желание защитить.
— Я не могу, — наконец говорю я, — Спасибо, но я просто…
Сэмми поднимает руку, чтобы остановить меня.
— Ты не должна этого говорить, — говорит она с грустной улыбкой на лице, и мне интересно, какая трагедия светится в ее глазах. — Я понимаю.
Я протягиваю руку, чтобы слегка сжать ее руку.
— Ты должна сказать ему как можно скорее, — говорит она, вставая, — О таких вещах он может узнать раньше, чем ты решишь сама, и почему-то я не думаю, что ты хочешь, чтобы Акс узнал, прежде чем ты ему расскажешь.