– Что?
– Я просто устала, Нелл.
Она перевела взгляд на младенца, которого держала на руках. Личико Фредди немного оформилось, и он уже не напоминал недовольного старика. Теперь малыш стал очень даже милым. Он щурился, глядя на маму, и причмокивал губами. Она поднесла мизинец к его рту.
– Я постараюсь приехать к вам, когда Фредди немного подрастет.
– А как ты нас найдешь?
– Вы мне напишете, когда устроитесь, и я буду знать, где вы.
– Если не останется места, ты будешь спать со мной, – пообещала я.
– Спасибо, Нелл.
– Или мы с Олив ляжем вместе.
– Конечно.
– Так ты обещаешь к нам приехать?
– Обещаю, – улыбнулась мама. – Это же временно, милая.
Нам всем не хотелось оставлять маму, но Тони особенно упрямо повторял, что никуда не поедет. Когда папа ушел на войну, он остался единственным мужчиной в доме и чувствовал ответственность за маму.
– А что, если она опять заболеет, а нас рядом не будет? – спрашивал братец.
– Соседи ее не бросят, Тони.
– Соседи нас не заменят! Они же не будут сидеть с ней всю ночь, верно?
– Конечно, будут, если потребуется.
Тони нахмурился:
– Какой смысл нам вообще уезжать? Пустая трата времени. Почем они знают, что в деревне не будет бомбежек?
– Ну наверняка-то они не знают, пожалуй, – ответила я. – Но зачем немцам фермы и деревни? Им нужно сбрасывать бомбы на города, железные дороги и порты. Зачем тратить их на коров и овец?
– В любом случае я не поеду, и никто меня не заставит.
– Ты маленький засранец, Тони Паттерсон, думаешь только о себе! А дело совсем не в тебе. Подумай об Олив, ей всего пять лет, и она жутко боится бомбежек, каждый раз трясется.
– Ну так пусть Олив и едет. И ты с ней! Я ни тебя, ни ее не держу, так ведь? Уезжайте обе, тогда маме не придется за вас беспокоиться, а я о ней позабочусь.
– Послушай, Тони, – смягчилась я. – Мне тоже не хочется уезжать, но, если маме так нужно, тебе придется поехать с нами. Мне нужна твоя помощь. Ты единственный мужчина в семье, и я знаю, что папа хотел бы, чтобы ты поступил именно так.
– Мерзкая, вонючая, проклятая война! – завопил он.
– Подумай как следует, Тони. Ради Олив. Просто обещай подумать.
Брат кивнул и встал, ссутулившись, спрятав руки в карманы. Он пнул камешек и зашагал прочь по улице, шлепая по тротуару мысками ботинок. Рукава его свитера истерлись на локтях до дыр. Я надеялась, что он действительно обдумает мои слова. Мне не хотелось, чтобы он упирался и усложнял жизнь нам всем, и особенно маме.
На следующий день после этого разговора мы с моей лучшей подругой Анджелой Таунсенд сидели в спальне на втором этаже дома номер пятьдесят девять на Эдисон-террас. Заднюю стену снесло взрывом, но старая железная кровать в спальне уцелела. Цветочные обои свисали со стен лоскутами, развеваясь на ветру, а на полу остались обрывки коричневого линолеума. Ни я, ни Анджела никогда не жили в частном доме, и нам здесь ужасно нравилось. Мы представляли, будто все это принадлежит нам. Вдвоем нам удалось подтащить железную раму кровати к дыре в полу, откуда открывался вид на руины с играющей детворой, на сады с огородами и на реку, над которой возвышались подъемные краны.
Анджела устроилась на кровати, подогнув под себя ноги.
– Интересно, кто здесь раньше жил? – спросила она.
– Понятия не имею, – отозвалась я, – но явно люди небедные. Ну, не такие бедные, как мы. У мамы бы на такой линолеум денег не нашлось.
– Зуб даю, тут жила красивая дама. Прямо как Вера Лини, с красными губами и светлыми волосами, а носила она шелковые платья и меховые накидки.
– И жила она здесь со своим мужем-красавчиком.
– Да, муж непременно был хорош собой. – Анджела вздохнула и подперла подбородок рукой. – И он, конечно, покупал ей цветы, ожерелья и духи. И открывал перед ней дверь, когда она садилась в такси и выходила из него. Наверняка они постоянно катались на такси.
Я улыбнулась:
– А дети у них были, как думаешь?
– Ну уж нет, – сказала Анджела. – У дамы, которая здесь жила, не было времени на детей.
– Чем же она была так занята?
– Работала диктором на радио.
Я снова заулыбалась. Она явно все еще думала про Веру Линн.
– Интересно, где они теперь? – вздохнула Анджела, погладив матрас на кровати.
– Они ведь могли и погибнуть.
– Надеюсь, что нет, – сказала она и принялась грызть ногти. – Надеюсь, они сейчас живут в отеле.
Отели казались нам обеим воплощением роскоши и изысканности. Анджела загрустила, поэтому я мягко сменила тему: