Мотт поднял рубашку и показал на спине шрам от удара, не такой глубокий, как мой, но точно оставшийся от серьезной раны – на него даже смотреть было больно. Показав мне его, он снова опустил рубашку. И, все еще не глядя на меня, продолжил:
– Это я получил ради Сейджа, не ради Джерона. – Он ушел прежде, чем я успел что-нибудь сказать, хотя у меня и так не было слов.
Я снова встретил его только вечером, в маленькой столовой Коннера. Тобиас с кухаркой делали последние приготовления к ужину, так что Мотт был один. Он встал, когда я вошел, мы стояли друг напротив друга и не могли посмотреть друг другу в глаза.
После краткого молчания я сказал:
– Сейчас я жив лишь благодаря тому, что многое в жизни делал неправильно. Мои преступления спасли меня, но я никогда не хотел, чтобы за них страдали другие.
Мотт печально посмотрел на меня.
– Джерон…
– Никогда больше не проси у меня прощения за то, что случилось в подвале, – мне было очень трудно это сказать, но я продолжил: – И позволь мне попросить у тебя прощения.
– В этом нет необходимости.
– Может быть, пока нет, – я взглянул на него. – Но она будет.
– Я знаю, что ты принял какое-то непростое решение, – сказал Мотт. – Но мы друзья. Мне ты можешь рассказать все.
Я покачал головой.
– Нет, Мотт. Не все. Именно потому, что мы друзья.
Тут вошел Тобиас с тремя мисками тушеного мяса на подносе. Если он и почувствовал неловкость нашего молчания, то не показал этого.
– Хлеба нет, потому что у кухарки не было времени его печь, – объяснил Тобиас, подавая мне самую большую миску.
– Этого хватит, – сказал я. – Садитесь, вы оба. Давайте поужинаем как друзья.
Но время все равно тянулось в томительном молчании, пока Тобиас не спросил:
– Ты удивился, когда увидел вчера Родена?
– Удивился так, что сердце замерло, – сказал я. – Я хотел встретиться с ним на своих условиях, а не на его.
Тобиас кивнул.
– Надо было убить его в ту ночь, когда тебя короновали, когда вы сражались в тоннеле. Почему ты отпустил его?
Я прожевал кусок мяса и сказал:
– До прошлой ночи я не думал, что он собирается причинить мне вред. Но теперь все изменилось.
– Роден хочет лишь одного: стать главным, – сказал Тобиас. – Если для этого ему надо тебя ранить, он это сделает. Может быть, Грегор прав в том, что тебе надо спрятаться.
Я изумленно взглянул на него.
– Неужели ты думаешь, что я такой трус?
– Хватит об этом! – Мотт бросил свою ложку. – Если ты настаиваешь на том, чтобы мы не кланялись тебе как королю, я буду к тебе относиться как к упрямому мальчишке, кем ты на самом деле и являешься. Зачем мы здесь? Я требую от тебя ответа.
– Или что? – Я усмехнулся и скрестил руки. – Я могу победить тебя в сражении на мечах, и мы оба знаем, что будет, если ты запрешь меня в комнате.
– Зачем такие сложности? – Мотт тоже скрестил руки. – Я просто перестану с тобой дружить.
Я еще шире усмехнулся.
– Серьезная угроза.
– И даже хуже. Буду обращаться к тебе в соответствии с титулом, молча закатывать глаза, слушая твои приказы, и игнорировать оскорбления.
– Ну, этого нельзя допускать. – Я не мог не рассмеяться в ответ на это заявление, и даже сам Мотт улыбнулся. Я перевел глаза с него на Тобиаса. – Я расскажу вам правду, но для этого мне надо что-нибудь выпить. Я видел начатую бутылку сидра в кладовке. Там немного, но сгодится. Найди ее, пожалуйста.
Тобиас вскочил и вышел из комнаты.
Я снова повернулся к Мотту.
– А что, если тебе не понравится то, что я скажу?
– Мне редко нравится то, что ты говоришь. Так что я готовлюсь к худшему.
– Обещаю не разочаровать тебя.
Пока мы ждали Тобиаса, Мотт ерзал на стуле, а я сидел неподвижно. Он пришел через несколько минут с сидром и тремя бокалами. Я сам разлил сидр по бокалам.
– Возьми полный себе, – сказал Мотт, когда я протянул ему его бокал.
Я покачал головой, настаивая, чтоб он взял его.
– Я-то уже все знаю. Поверь, тебе нужен полный, чтобы залить свой гнев.
Он нахмурился, но поднял бокал за меня. Они выпили за мое здоровье и за долгую жизнь. Здоровье меня никогда не волновало, но я надеялся, что дьяволы услышали часть про долгую жизнь и уготовили ее для меня.
Я молчал, пока Мотт не прочистил горло и не попросил меня начать. Я посмотрел на него и сказал:
– Если я не сдамся пиратам в ближайшие девять дней, они нападут на Картию. Они будут биться, пока кто-то из нас – я или они – не погибнет.