Но как же Хендрены отреагируют на изменения в его планах?
Не желая оставлять его один на один с сомнительной перспективой не очень приятного объяснения с родителями, она быстро сбросила с себя одеяло, почти удивившись, что лежала под ним обнаженной. Ах да, он же снял с нее ночную рубашку, так? Причем достаточно страстно, лукаво улыбнувшись, подумала она.
Дженни отчаянно покраснела, когда вошла в ванную и повернула ручку душа. Она совсем не изменилась, хотя после более придирчивого осмотра обнаружила розовые пятнышки на груди.
Он все-таки оставил свой несмываемый отпечаток. Дженни по-прежнему ощущала на себе приятную тяжесть его сильного тела, чувствовала движения мышц, слышала страстные стоны. Она была одновременно смущена и потрясена реакцией своего тела на его призывы.
Она поспешно оделась и сбежала вниз, стремясь поскорее увидеть Хола. Когда она вошла в кухню, ее сердце было переполнено ожиданиями. Едва дыша, она переступила порог, осматриваясь по сторонам.
Уже сидевшие за столом Хендрены приступили к молитве. Кейдж также был здесь — он сидел, откинувшись на спинку кресла, склонив голову и устремив невидящий взгляд в чашку кофе, которую каким-то образом ему удалось поставить на пряжку своего ремня.
— Где же Хол? Уж точно не в постели.
Боб произнес «Аминь» и поднял голову. Он кивнул Дженни.
— Где Хол? — спросила она.
Все трое молча уставились на нее. Она почувствовала, будто над ними нависло некое черное облако, предвестник надвигающейся грозы.
— Он уже уехал, Дженни, — мягко ответил Боб. Он встал, отставил стул и сделал к ней шаг.
Потрясенная, она отступила от него, будто бы его движение смертельно ее напугало. Сгущавшаяся тьма накрыла ее. Дженни почувствовала, что не может дышать. Она побелела как полотно.
— Это невозможно, — пробормотала она едва слышно. — Он же даже не попрощался со мной.
— Он не хотел причинять тебе боль еще одной прощальной сценой, — попытался утешить ее Боб. — Он решил, что так будет проще.
Этого не могло случиться. Она столько проигрывала эту сцену в своем уме. Он должен был быть зачарованным, потрясенным ее появлением, ее видом. Она представляла, как встретится с ним глазами, как они посмотрят друг на друга — любовники, хранящие соблазнительную тайну, владеющие сокровенным знанием, неизвестным миру.
Но он исчез, и все, что она увидела, — это три лица, уставившиеся на нее, — два с сожалением, на лице же Кейджа весьма показательно отсутствовали какие-либо эмоции.
— Я вам не верю! — вскричала она, бросилась из кухни и едва не упала, споткнувшись о стул, который отчаянно отбросила в сторону, и рванула заднюю дверь. Двор выглядел безлюдным. На улице не было ни одной машины.
Хол уехал.
Правда жестоко ударила ее. Дженни почувствовала, будто ее бросили на землю, втоптали в грязь, а она цепляется кулачками за неподатливую, твердую землю. Хотелось плакать. Разочарование и уныние накрыли ее, не давая ни малейшего просвета.
Но чего же она ожидала? Хол никогда не выказывал особой страсти по отношению к ней. Теперь, при свете дня она осознала, насколько ошиблась. Он никогда не давал обещаний не покидать ее. Он воспринял ее предложение любви лишь в физическом, физиологическом плане. И это было то, о чем она сама его и просила. Ожидать большего от него было нереальным. И весьма показателен тот факт, что он избавил ее от позорного прощания, от унизительных просьб не покидать ее. Он пожелал избежать этого ради их общей пользы.
Тогда почему же она чувствует себя покинутой? Лишенной. Отвергнутой. Разочарованной и брошенной.
И взбешенной.
Да, черт возьми, взбешенной. Да как он мог бросить ее таким образом? Как? Как, если только недавно она сожалела лишь о том, что им не удалось проснуться в объятиях друг друга.
Дженни стояла на потрескавшемся тротуаре, бессмысленно уставившись на опустевшую улицу. Как мог он оставить ее так жестоко, даже не сказав ни слова на прощание? Значит, она для него совсем не важна? Если он любит ее…
Мысль об этом потрясла ее. А любил ли он ее вообще? По-настоящему? И любит ли она его так, как должно? Или же случилось лишь то, о чем говорил Кейдж прошлым вечером? Может, они просто вступили с Холом в те отношения, которые все давно от них ожидали, отношения удобные для нее, поскольку были беспроблемными и безопасными, и для него, так как не отвлекали от исполнения пасторских обязанностей?
Какое унизительное ощущение.
Она постаралась отбросить его. Почему бы по-прежнему не купаться в любви и счастье, окутывавших ее еще вчера вечером после их потрясающей любви?