Отрываю взгляд от телефона и вижу, что она хмуро смотрит на меня, и, черт возьми… у этой девушки убийственный взгляд, который может расплавить сталь. И у нее синяк на щеке, как раз под левым глазом.
— Кто-то должен проверить ее на наличие оружия.
Итан вскакивает.
— Чур я!
Толкаю парня обратно на диван и бросаю на него предупреждающий взгляд.
— Не ты.
— Оружие? — взвизгивает девушка, или, скорее женщина, судя по ее соблазнительным изгибам. — С чего ты взял, что у меня есть оружие?
Она что, шутит?
— Джон Леннон. Джанни Версаче. Селена!
Ее тело становится мертвенно неподвижным.
— Это потому, что я черная?
— Что?
Она подходит ближе. Крис прячет улыбку за рукой, в то время как Итан наблюдает, выглядя таким же смущенным, как и я. Чарльз не сводит с нее глаз, и они смягчаются от понимания.
— Да, я пробралась в твой автобус, чтобы прокатиться. Я виновата в этом. Но за те две минуты, как меня поймали, ты успел обвинить меня в краже и в том, что у меня есть оружие. В следующий раз ты подумаешь, что у меня с собой наркотики, верно?
Открываю рот, чтобы сказать ей, что она неправа, но я бы солгал. Эта мысль действительно пришла мне в голову, поэтому захлопываю рот.
Девушка качает головой, ее губы кривятся от гнева.
— Вы, белые богатеи, все одинаковые.
— Подожди, просто успокойся, — говорит Чарльз, втискиваясь плечом между нами.
Она смотрит на него и кивает, отступая, в то время как я стою на месте совершенно ошеломленный.
Я снова изучаю ее. У нее кожа цвета светлой карамели, вьющиеся волосы того же оттенка, но с прожилками золотистого меда. Ее глаза представляют собой шокирующее сочетание голубого и серого.
— Ты не черная.
Эти светлые глаза снова сужаются до щелочек.
— Ты идиот.
— Что я такого сказал? — Смотрю на Чарльза в поисках поддержки, но он качает головой и жестом предлагает девушке сесть за стол, под которым ее нашли.
Она садится, и Крис кладет перед ней свежую вафлю и предлагает мой кофе. Говнюк. Девушка благодарит его, а затем оглядывает всех нас. Мы смотрим на нее так, словно никогда раньше не видели, чтобы женщина ела.
Чарльз прочищает горло.
— Послушайте, мы примерно в восьмидесяти семи милях от Чикаго. Я не собираюсь высаживать ее здесь, где-то у черта на куличках, так почему бы нам не дать ей поесть, и мы подбросим ее до Чикаго.
— Меня устраивает, — говорит Итан, откинувшись на спинку дивана, хотя на этот раз он не смотрит телевизор. Парень сидит лицом к лицу с нашей нежданной гостьей.
— Меня тоже, — говорит Крис, соскребая наши почти нетронутые, теперь размякшие вафли в мусорное ведро.
Все взгляды устремляются на меня, брови приподняты.
— Мне все равно. — Я топаю мимо них всех, прямиком к своей койке. Собираюсь прятаться так долго, сколько потребуется, чтобы избавиться от этой автостопщицы.
— Отлично, — говорит Чарльз. — Тебя устраивает, эм…
— Да. — Ее голос с Чарльзом мягче, дружелюбнее, и по какой-то причине мне хочется пробить кулаком стену.
Замираю на полпути к койке, когда Чарльз спрашивает:
— Как тебя зовут?
Навостряю уши. Я должен знать, как ее зовут, даже если не совсем понимаю, почему.
— Джейд, — отвечает она тихо, как будто не хочет, чтобы кто-то, кроме Чарльза, услышал, как будто выдать свое имя равносильно отказу от части своей силы или раскрытию своих карт.
— Добро пожаловать на борт, Джейд. Мы будем в Чикаго примерно через полтора часа.
Дохожу до своей койки, задергиваю занавеску и, после того, как бог знает сколько времени, думаю о таинственной незнакомке, пишу Рейчел:
«Сожалею о вчерашнем вечере. Никогда не поверишь, от чего я проснулся этим утром…»
Заношу палец над «Отправить», но потом останавливаюсь на клавише «Стереть».
Нет смысла рассказывать Рейчел о нашей безбилетнице. Скоро она уйдет, и останется только в воспоминании о туре.
ГЛАВА 3
ДЖЕЙД
Блондин ушел, парень с ирокезом сидит перед ноутбуком спиной ко мне, Чарльз возвращается на водительское сиденье. Я остаюсь со своей бесплатной едой и одной парой глаз, которые меня не отпускают.
— Ты не возражаешь? — говорю я тому, кого они называли Итаном.
Парень приподнимается со своего распростертого положения на диване. Я слегка подпрыгиваю, когда он садится напротив меня, а затем проклинаю себя за то, что была такой очевидной.