По факту же я не видел ничего, ровным счетом ничего — с трех сторон в опасной близости виднелись горы, а еще с одной стоял густой темный лес. Как здесь можно было расположить монастырь — я представлял себе с трудом.
— Я боюсь, что к Совету тебя следует представить заново... — задумчиво проговорил Мьелдон. — И все гораздо хуже, чем я то предполагал. Но надо... Надо. Идем. Я не вижу другого выхода. Я сам все выясню, но сперва надо поставить в известность Совет.
Небольшая зеленая площадка, на которой мы стояли, находилась в окружении маленьких зданий. Они могли казаться маленькими на фоне гор или леса, быть небольшими из-за магии — потому что монастырь я считал источником магии в принципе.
Однако пространства вокруг было чуть больше, чем виделось. Маленькие здания — одно с простой дверью, а другое, очевидно, стойло, уходили вдаль, вероятно, даже прятались в скалах.
И Мьелдон подвел меня к маленькой двери, открыл ее и впустил в длинный мрачноватый коридор, который был освещен редко расставленными факелами. Под ногами у меня появился плоский каменный пол, без какого-либо рельефа. Настолько гладкий и отполированный, что местами аж блестел.
Дух не захватывало, но гулкие шаги, чье эхо ритмично отражалось от стен, вмешивались в мысли и не позволяли даже начать разговор. Я шел и пытался понять, туда ли я попал. Что происходит?
Судя по всему, Мьелдон меня правда знает. Но что мне скажет Совет. Надо же, и в монастыре есть свой Совет. Как в Полянах. Как в Пакшене. И Мордине, вероятно, тоже.
Коридор длился не одну сотню метров. При этом я не видел в нем дверей и ответвлений. Скорее всего, он просто прорезал скалу, но что можно увидеть по ту сторону?
Свет в конце тоннеля не забрезжил — просто кончились факелы, и мы уперлись в еще одну толстую дверь. Мьелдон постучал, обогнув меня в самом конце коридора.
Монах по ту сторону потянул за кольцо, и тяжелая толстая дверь повернулась на петлях, впустив нас в огромное пространство, на сей раз по большей части окруженное густым лесом. Впрочем, присмотревшись, я решил чуть позже, что гор и лесов здесь примерно поровну.
Огромное пространство делилось на рощу, огород и большую поляну, на которой в разномастных одеждах сидели монахи и послушники. В нескольких метрах от них кто-то упражнялся с мечом, кто-то с большой палкой.
Завидев Мьелдона и меня, тренировки остановились.
— Не стоит задерживаться, — проговорил монах. — Нам нужно туда, — и он указал вперед, где стояло массивное двухэтажное здание.
Центр его тянулся вверх, но высота составляла два этажа, скрытых колоннами. По бокам расходились флигели, также обильно декорированные уже более узкими опорами.
Черепичная крыша на фоне всех до этого момента увиденных зданий выглядела фантастически современной.
Мьелдон подвел меня к большим колоннам, и я увидел, что центральная часть здания не состоит из двух этажей. Это один большой зал.
— Входи, — пригласил он меня.
Его голос не дрогнул, а вот мои ноги почему-то подрагивали.
Глава 2. Совет из прошлого
— Мьелдон! Неужели к нам пришел наконец-таки наш спаситель! — на противоположной стороне большого зала сидел монах в роскошной одежде, если сравнивать ее с одеянием Мьелдона. — С новостями, я надеюсь? И хорошими?
Зал был немаленьким, но акустика — хорошей. Звуки речи долетали до входа без труда. А вот дойти до их источника стало делом непростым. После долгого перехода мы запыхались.
И тишина с нашей стороны стала настолько очевидным ответом на вопросы сидящего на массивном деревянном стуле монаха, что тот привстал. То же сделали еще двое, по обе стороны от него.
— Новости плохие, — проговорил Мьелдон, когда мы подошли повыше. Я сразу же обратил внимание на уродливую статую позади деревянного стула. Какую-то неестественную, точно половину частей собрали из того, что нашли на свалке.
— Не удалось ничего сделать?
— Я не знаю, удалось ли начать.
— Что??? — загремел монах в центре. Он властно взмахнул рукой и двери в зал тут же захлопнули снаружи. Более никого внутри не было и наша пятерка, в которой я был представлен в полнейшем меньшинстве, быстро превратилась в круг: монахи сошли со своих мест, оставив в одиночестве уродливую статую то ли женщины, то ли мужчины в невнятном одеянии.
— Я полагаю, что это — провал, — протерев лицо ладонью, произнес Мьелдон.