Время прошло — и в конце его вдруг появилось слово. Слово встало, заполнило собой всё, оно стало миром, Вселенной, оно значило, оно было тёплым, ярким, оно БЫЛО! Слово было: ВЕЛИКАЯ. Затем было другое слово: БАСТЕТ.
Великая Бастет! Удивительно, как много смысла имели эти слова… Великая — это сущность женского рода, непостижимая, перед которой преклоняются… А Бастет — это вовсе не сброшенная со стеллажа статуэтка хорошенькой кошечки, за которую Василию надрали уши, а несравненная богиня… Как много слов потянулось, как много смысла! Великая Бастет, я жив! Под правым боком ощущалось что–то тёплое и мягкое, кругом раздавалось еле слышное гудение. Сильно пахло — чем–то неживым. И кто–то живой был рядом. Василий приоткрыл глаза. Он лежал на процедурном столе, освещённый ярким синим светом. Рядом, за границей света, стояли двое — Добрый и Вежливый. Они ждали его.
От Доброго отделилась мысль и раскрылась внутри Василия. Это не было видно зрением, это просто ощущалось.
— Здравствуйте, Василий! Как Вы себя чувствуете?
— Спасибо… Спасибо… Спасибо… — мысли входили в Доброго и Вежливого, они в ответ ласково кивали.
— Вы будете теперь наблюдать.
Так Василий стал наблюдателем. Отныне у него была новая жизнь — и она ему уже не принадлежала. Его кошачий мозг усилили, разогнали, научили мыслить, в него поместили массу нужных и ненужных наблюдателю сведений… Сколько видов разумных существ живёт на Земле (три, не считая одного разумного кота — наземные, подводные и пернатые; плюс ещё один полудикий вид пернатых, паре представителей которого Василию в своё время доводилось пускать эти самые перья)… Какие типы цивилизаций имеются вообще и на Земле в частности (на Земле одна техногенная и две этико–иерархических)… Как летает тарелка (до безобразия просто, и как это только авиаконструкторы до сих пор не догадались — дисковидный несущий фюзеляж стабилизируется вращением, самая обыкновенная фрисби)… Как добывать информацию и как с ней работать… И ещё терабайты всяких «сколько», «как» и «что». Великая Бастет, не сведения эти, в конце концов, важны — ведь они же жизнь вернули ему! Жизнь! Уже только за это он был им благодарен и обязан до гроба. Вернее, до полной выработки ресурса. А бабушку Татьяну Елисеевну нужно было забыть, бабушка осталась далеко от Питера — в Опочке. И маму забыть, и папу, и ябеду Катюшку, и восемь томов Конан–Дойля, и сытную жизнь ленивого любимчика…
Да, сытная жизнь закончилась. С едой дело обстояло неважно. Красть — нельзя. Охотиться на грызунов — тратить драгоценное наблюдательное время; да и опасно для здоровья. Не в магазин же идти, золото отоваривать? Логистов было всего двое, и они тоже были заняты в работах на пределе возможностей, и не могли они три раза в день приносить еду… Оставляли в условленных местах, и не всегда было время до этих мест добраться, и не всегда еда там дожидалась Василия… Сегодня, например, его объел хозяин чердака, рыжий Митька. Всё сожрал, весь суточный запас, и на радостях наоставлял вокруг своих торжествующих меток, паразит… И как он только тайник унюхал?
«Есть, есть–то как хочется!!!» — хрипло взвыл Василий. Судьбу он не проклинал, конечно — не слабак. Просто очень хотелось есть. А вот вы — знаете, что такое не есть больше суток? На воздухе, в постоянном движении?
Тут с железным оглушительным грохотом распахнулась дверь парадного, и вылетел на улицу разъярённый мужик — лицо небритое, помятое спросонья, в глазах слепая злоба, в руках ведро и арматурный прут. Мужик страшно замахнулся арматуриной на Василия:
— ФУ!!!
Василий прижался к земле и попятился назад.
А мужик удивлённо остановился, оглядывая двор. Посмотрел на целого и невредимого кота.
— Фу… — выдохнул он с облегчением. — Удрали? Повезло котейке… Кс–кс–кс!
Василий угрюмо смотрел на мужика.
— Кс–кс–кс! Да иди, иди! Напугался, да? Сосисок дам! Вкусные сосиски… Ням–ням…
Мужик поставил ведро с водой, отложил прут. Он держал лодочкой пустую ладонь, наивно подманивая Василия. Он сюсюкал и строил умильные рожи, и вообще был страшно доволен собой, что заступился за кота. Наивный и безобидный мужик, ему и в голову не приходило, что кот без него справился…
Любой благоразумный кот сбежал бы, замахнись на него арматуриной — но Василий, не будь дураком, подошёл. Великая Бастет! Сосиски — стоящее дело, если не врёшь…
«Жра–а–ать… Да–а–ай…» — проскрипел он по–кошачьи и хитро зыркнул сияющим глазом.
Так мы с Василием и познакомились. Я его подкармливал, гладил; он поджидал меня у двери, радовался, тряс хвостом и бодался об ноги — в общем, вёл себя, как самый обычный кот, подселившийся при доме. Иногда он неделями пропадал, иногда заявлялся каждый день.
И никогда б я не узнал, кто такой на самом деле Василий, если бы не занесло меня однажды в Затерянную Империю Добра. По моей дурости занесло, честно скажу; сам виноват. До сих пор стыдно вспомнить… И вытащил меня оттуда именно Василий; без него я бы пропал. Когда–нибудь, может, я расскажу вам об этом. Вот с тех пор мы и подружились по–настоящему…
— — — — — — — -
Третья история бывшего кота
Наследство Мидаса.
Фр–р–р–р! — это блесна Юсси взлетела, таща паутинку лески, блестящую на солнце, и летела долго–долго, как в замедленном кино. Лодку мощно качнуло. Микко, щурясь от бликов, важно кивнул: блесна плюхнулась у дальних тростников. Да, Юсси — мастер дальних забросов, Микко так не умеет… Хотя тоже заядлый рыбак.
Тут он заметил сумку Юсси — как всегда, валяющуюся — и заботливо убрал под банку. Юсси перкеле, когда научишься убирать вещи?!
— Хочешь водки? — спросил Юсси, сосредоточенно накручивая катушку спиннинга. — У меня в сумке есть.
Он говорил по–английски.
— Не хочу, спасибо, — ответил серьёзный Микко — лобастый, голубоглазый и светловолосый, тоже по–английски.
Он тихонько подгребал, молча наблюдая как Юсси азартно работает спиннингом, и неторопливо обдумывал, как бы поделикатнее отпроситься домой. Щекотливость положения заключалась в том, что вчера, за пивом, Микко наобещал Юсси рыбачить с ним целый день. Кружка за кружкой — пообещал показать и Щучью протоку. Юсси тут же загорелся. Но с утра задул северный ветер, и чем сильнее он дул, тем меньше Микко хотелось рыбачить. Клёва не будет — значит, нет и смысла сидеть на воде. Но вот проблема: обещал. И ещё проблема: Юсси — рыболов–маньяк, ему наплевать на клёв и северный ветер, на потраченный впустую день. Он и Микко считает таким же — в своём русском бесцеремонном компанействе. У себя в Пиетари он каждое утро, вместо пробежки, ходит на Неву ловить рыбу; а два раза в месяц приезжает порыбачить к Микко. Приезжает в Финляндию, потому что в России рыбы мало — русские не умеют следить за своими лесами и водоёмами. И, похоже, Юсси не интересует, почему так — и что надо, чтобы у них тоже стало хорошо. Они не строят вокруг себя уют — они просто приезжают за уютом в Финляндию. А так жить неправильно, что–то в этом паразитическое — и Микко это огорчает и немного возмущает; и только деньги смиряют его возмущение.
Вернулась пустая блесна, разочарованно закапала водой с крючьев.
— А я, пожалуй, хлебну… Ветер бодрит, — легкомысленный Юсси выудил из сумки бутылку и крепко приложился. Рослый и тощий, в стёганой безрукавке, в зелёной кепке с длиннющим козырьком, он был похож на крокодила Гену — такой же добродушный и нелепый.
Микко неодобрительно покосился — пить на воде нехорошо… Он загрёб посильнее.
Да, надо строить уют… Отпустил бы ты меня, Юсси, чёрт такой! Микко с сожалением посмотрел в сторону своего дома. С такого расстояния дома казались игрушками — яркими, милыми и добрыми, как пластмассовые домики «Лего» из детства. У Микко немного потеплело на душе. До чего же прекрасна его Финляндия! Тихая и благоустроенная, вся украшенная нарядными домами, уютно расставленными по ухоженным лесам… Он вздохнул. Русским этого не понять — дикари они неорганизованные, всё у них наперекосяк. А дома масса дел. Немытый почтовый ящик, немытый джип… В магазин надо, и газон полить.