- Собака отца Сесси!
- Ученая хобака отца Хехилии. Так вот, хударь, зная эту хобаку, я дам голову на отхечение, что хозяин ее помер и лег в могилу, прежде нежели она пришла ко мне. Мы долго худили, рядили - я, и Джозефина, и Чилдерх, - дать об этом знать или нет. И порешили: "Нет". Ежели бы что хорошее - а так, зачем зря тревожить ее и причинять горе? Хтало быть, брохил ли он ее из подлохти, или принял на хебя муку, лишь бы она не бедовала, как он, этого, хударь, мы не узнаем, пока... пока не узнаем, как хобаки находят нах!
- Она и поныне хранит бутылку с лекарством, за которым он ее послал, и она будет верить в его любовь к ней до последнего мгновения своей жизни.
- Из этого можно вывехти два заключения, хударь, - сказал мистер Слири, задумчиво разглядывая содержимое своего стакана, - во-первых, что на хвете бывает любовь, в которой нет никакой личной выгоды, а как раз наоборот; и во-вторых, что такая любовь по-хвоему раххчитывает или, вернее, не раххчитывает, а как она это делает, понять ничуть не легче, нежели удивительные повадки хобак!
Мистер Грэдграйнд молча смотрел в окно. Мистер Слири допил грог и позвал Луизу и Сесси.
- Хехилия, дорогая моя, поцелуй меня и прощай! Михх Луиза, отрадно видеть, как вы ее за хехтру почитаете, и от души любите, и доверяете ей. Желаю вам, чтобы ваш брат в будущем был дохтойнее вах и не причинял вам больше огорчений. Хударь, позвольте пожать вашу руку, в первый и похледний раз! Не презирайте нах, бедных бродяг. Людям нужны развлечения. Не могут они наукам учиться без передышки, и не могут они вечно работать без отдыха; уж такие они от рождения. Мы вам нужны, хударь. И вы тоже покажите хебя добрым и хправедливым, - ищите в нах доброе, не ищите худого!
- И в жизни хвоей я не думал, - сказал мистер Слири, еще раз приоткрыв дверь и просовывая голову в щель, - что я такой говорун!
ГЛАВА IX
Заключение
Нет ничего опаснее, как обнаружить что-нибудь касающееся тщеславного хвастуна, прежде нежели хвастун сам это обнаружит. Мистер Баундерби считал, что со стороны миссис Спарсит было наглостью лезть вперед и пытаться выставить себя умнее его. Он не мог простить ей завершенное с таким блеском раскрытие тайны, витавшей вокруг миссис Пеглер, и мысль о том, что это позволила себе женщина в зависимом от него положении, постоянно вертелась в его голове, разрастаясь с каждым оборотом, как снежный ком. В конце концов он пришел к выводу, что если он рассчитает столь высокородную особу и, следственно, повсюду сможет говорить: "Это была женщина из знатной семьи, и она не хотела уходить от меня, но я не пожелал оставить ее и выпроводил вон", - то это будет вершина той славы, которую он извлек из своего знакомства с миссис Спарсит, а заодно она понесет заслуженную кару.
Распираемый этой блестящей идеей, мистер Баундерби уселся завтракать в своей столовой, где, как в былые дни, висел его портрет. Миссис Спарсит сидела у камина, сунув ногу в стремя, не подозревая о том, куда она держит путь.
Со времени дела Пеглер сия высокородная леди прикрывала жалость к мистеру Баундерби дымкой покаянной меланхолии. В силу этого лицо ее постоянно выражало глубокое уныние, и такое именно унылое лицо она теперь обратила к своему принципалу.
- Ну, что случилось, сударыня? - отрывисто и грубо спросил мистер Баундерби.
- Пожалуйста, сэр, - отвечала миссис Спарсит, - не накидывайтесь на меня, как будто вы намерены откусить мне нос.
- Откусить вам нос, сударыня? Ваш нос? - повторил мистер Баундерби, явно давая понять, что для этого нос миссис Спарсит слишком сильно развит. Бросив сей язвительный намек, он отрезал себе корочку хлеба и так швырнул нож, что он загремел о тарелку.
Миссис Спарсит вытащила ногу из стремени и сказала:
- Мистер Баундерби, сэр!
- Да, сударыня? - вопросил мистер Баундерби. - Что вы на меня уставились?
- Разрешите узнать, сэр, - сказала миссис Спарсит, - вас что-нибудь рассердило нынче утром?
- Да, сударыня.
- Разрешите осведомиться, сэр, - продолжала миссис Спарсит с обидой в голосе, - уж не я ли имела несчастье вызвать ваш гнев?
- Вот что я вам скажу, сударыня, - отвечал Баундерби, - я здесь не для того, чтобы меня задирали. Какое бы знатное родство ни было у женщины, нельзя ей позволить отравлять жизнь человеку моего полета, и я этого не потерплю (мистер Баундерби стремительно шел к своей цели, ибо предвидел, что если дело дойдет до частностей, то ему несдобровать).
Миссис Спарсит сперва вздернула, потом нахмурила кориолановские брови, собрала свое рукоделие, уложила его в рабочую корзинку и встала.
- Сэр, - величественно произнесла она, - мне кажется, что в настоящую минуту мое присутствие вам неугодно. Поэтому я удаляюсь в свои покои.
- Разрешите отворить перед вами дверь, сударыня.
- Не трудитесь, сэр; я могу и сама отворить ее.
- А все-таки разрешите это сделать мне, - сказал Баундерби, подходя мимо нее к двери и берясь за ручку. - Я хочу воспользоваться случаем и сказать вам несколько слов, прежде нежели вы уйдете. Миссис Спарсит, сударыня, мне, знаете ли, сдается, что вы здесь слишком стеснены. Я так полагаю, что под моим убогим кровом мало простора для вашего несравненного дара вынюхивать чужие дела.
Миссис Спарсит окинула его презрительным взором и чрезвычайно учтиво сказала:
- Вот как, сэр?
- Я, видите ли, сударыня, поразмыслил над этим после недавних происшествий, - продолжал Баундерби, - и по моему скромному разумению...
- О, прошу вас, сэр, - прервала его миссис Спарсит почти весело, - не умаляйте своего разумения. Всем известно, что мистер Баундерби никогда не совершает ошибок. Каждый мог в этом убедиться. Вероятно, повсюду только о том и говорят. Можете умалять любые свои качества, сэр, но только не свое разумение, - громко смеясь, сказала миссис Спарсит.
Мистер Баундерби, красный и смущенный, продолжал:
- Так вот, сударыня, я полагаю, что пребывание в чьем-либо другом доме лучше подойдет особе, наделенной столь острым умом, как ваш. Скажем, к примеру, в доме нашей родственницы, леди Скэджерс. Как вы считаете, сударыня, найдутся там дела, в которые стоило бы вмешаться?
- Такая мысль никогда не приходила мне в голову, сэр, - отвечала миссис Спарсит, - но теперь, когда вы упомянули об этом, я готова согласиться с вами.
- Тогда, быть может, вы так и поступите, сударыня? - сказал Баундерби, засовывая в ее корзиночку конверт с вложенным в него чеком. - Я вас не тороплю, сударыня; но, быть может, в оставшиеся до вашего отбытия дни столь одаренной, как вы, особе приятнее будет вкушать свои трапезы в уединении и без помех. Я, откровенно говоря, и то чувствую себя виноватым перед вами, - я ведь всего только Джосайя Баундерби из Кокстауна, и так долго навязывал вам свое общество.
- Можете не извиняться, сэр, - возразила миссис Спарсит. - Ежели бы этот портрет умел говорить, - но он выгодно отличается от оригинала тем, что не способен выдавать себя и внушать другим людям отвращение, - он рассказал бы вам, что много времени протекло с тех пор, как я впервые стала, обращаясь к нему, называть его болваном. Что бы болван ни делал это никого не может ни удивить, ни разгневать; действия болвана могут вызвать только пренебрежительный смех.