33
Шелли проснулась с ощущением, что голова вот-вот лопнет. Кишки скрутило, живот пронзала острая боль. Шелли кое-как доползла до туалета и помедлила в нерешительности, не зная, каким местом повернуться к белому брату. В конце концов она все-таки села на унитаз, и тут ее скрутила тошнотворная судорога, которая изгнала наружу живое существо, развивавшееся внутри. Шелли упала на потертый линолеум, заливая пол потоками крови. До того, как потерять сознание, молодая женщина все же успела потянуть за ручку унитаза, чтобы не пришлось потом смотреть на то, что вышло наружу.
Лилиан услышала крики и примчалась на помощь. Убедившись, что дочь еще дышит, она побежала вызывать “скорую”. Когда Лилиан вернулась, Шелли отчасти пришла в себя и посмотрела на мать.
– Прости, мам… Этот парень мне даже не нравился…
– Все будет хорошо, детка, все будет хорошо… – шептала Лилиан, вытирая мокрый лоб больной дочери в ожидании прибытия “скорой”.
Шелли отвезли в больницу и продержали там несколько дней. Врачи сказали Лилиан, что у Шелли был выкидыш и сильное внутреннее кровотечение, но ничего страшного не случилось, и посоветовали посадить ее на противозачаточные таблетки. От радости, что все обошлось, Лилиан не стала даже ругать дочь – до этого дело дойдет позднее.
Сара пришла навестить подругу и рассказала, что Джимми про нее спрашивал. Шелли была рада это слышать. Джимми – славный парень. Конечно, не такой, как Лиам, но куда лучше, чем Алан, который ею просто воспользовался и заделал ей ребенка. Шелли вздохнула с облегчением: как бы она себя ни уговаривала, на самом деле ребенка ей вовсе не хотелось.
34
Алан Девлин очень расстроился: едва Майк нашелся, как его посадили за ту давнюю драку – полиция наконец добралась до него. Алан решил, что в такой дыре, как Роузвелл, делать нечего, и бросил работу на заправке. За этих нимфеток можно загреметь на полную катушку – а на хрен бы ему это надо? Он уже на брата насмотрелся.
Алан уехал обратно в Эдинбург, устроился барменом в пивнарь на Роуз-стрит и встретил там шикарную кралю, которая приехала на Эдинбургский фестиваль. Завязался романчик, Апан переехал к ней в Лондон и теперь стоит за стойкой в одном заведении в Тафнелл-парке. Регулярно приезжает в Эдинбург к брату, хотя эти визиты нагоняют на Алана тоску: у Майка слегка съехала крыша, он упорно твердит, что по ночам к нему в камеру приходят инопланетяне и вставляют разные щупы во все телесные отверстия. Как ни прискорбно, приходится признать, что Майк, видать, оказался гомиком, но не хочет посмотреть правде в глаза, и отсюда все эти бредни про пришельцев.
И только в ледяном молчании остановленного, времени Земли измученная душа Майка безмолвно кричит, моля о помощи и милосердии, когда Тазак с приятелями вытаскивают неподвижное тело из камеры и несут его на свой корабль для дальнейшего изучения.
В Роузвелле же все складывается прекрасно. Джимми доволен, по уши: Клинт поделился с ними полученной за телесные повреждения компенсацией. Кроме того, в эти выходные Джимми и Семо договорились с Шелли и Сарой пойти на рок-тусовку.
КРУТАЯ ТУСОВКА
Шустрый и Кэлум сидели в непритязательном на вид, но очень популярном пабе в центре Эдинбурга. Шустрый хотел, чтобы Кэлум бросил монетку в музыкальный автомат: сам он только что потратил целый фунт и знал наверняка, что приятель при деньгах.
– Твоя очередь раскошеливаться, – заявил Шустрый.
– Буду я на всякую хрень бабосы тратить! – ответил Кэлум.
Шустрый поморщился. Похоже, кореш опять жмотничает.
– Жалко тебе, что ли? Брось монетку! – взмолился Шустрый. – В этой гробовой тишине сдохнуть можно!
– Чё ты ноешь? Щас какой-нить придурок закинет. Не стану я на такую фигню тратиться.
– Ну ты и жлобина!
Кэлум открыл было рот для ответа, по тут его внимание привлек ходячий скелет, плетущийся от стойки бара в дальний уголок паба со стаканом газировки и лаймом на подносе. Добравшись до места назначения, дохляк рухнул на сиденье и, ссутулившись, уставился в окно, иногда подергиваясь.
– Глянь-ка на того чувака! – сказал Кэлум. – Это же Боби Престон. Боби! – крикнул он, но изможденный человечек с нездорово бледным лицом даже не шевельнулся.
– Заткнись, придурок! – зашипел Шустрый. – Не видишь, что он натуральный торчок? На хрен бы он нам сдался, наверняка ни гроша в кармане. Обойдемся без халявщиков!
Кэлум внимательно разглядывал Боби Престона: старая кожаная куртка, весь грязный и такой худущий, что одни кости остались. На Кэлума нахлынули воспоминания детства и юности – когда-то Боби был совсем другим.