– Эй… дед, сюда нельзя врываться…
Билли лежал на кровати. В руке он сжимал косяк. Молодая девчушка мексиканской внешности скорчилась у него промеж ног, и голова ее ходила вверх-вниз! Она тут же прекратила свое занятие и повернулась к нему, лицо ее раскраснелось, а в глазах застыло примитивное, животное выражение.
– Какого хуя…
– Вали отсюда! – заорал на нее Блэк, презрительно тыкнув пальцем в ее сторону.
– Эй, помедленнее на поворотах, – возразил Билли. – Это ты вали! Здесь, блин, моя территория! Не какой-нибудь остров Скай, ебись оно конем!
Блэк стоял на своем.
– Заткнись! – Он уставился на девчонку. – Ты! Встала и ушла!
Та нетвердо поднялась на ноги, а Билли тем временем натянул зеленые шорты и застегнул ширинку.
– Валда, подожди здесь. Ты, – накинулся он на Блэка, – старый, больной на голову козел! Съебни из моей комнаты!
– Это я… я… больной на голову?
Злость праведного солдата вскипела в Блэке, но вдруг он увидел лицо Марион в своем единственном внуке, которого Сатана обманом пытается затянуть в свои сети! Боевой дух покинул его. Пока он пожирал глазами Билли, темные, постыдные воспоминания пробили его, как разряд тока. Развернувшись, он вышел из комнаты со словами:
– Твои родители обо всем узнают!
– Иди в жопу! Охуевший извращенец!
С колотящимся сердцем Блэк взлетел по лестнице и выбежал из дома, ощущая боль и стыд от того, как этот подросток, совсем незнакомый, смеялся над ним, будто хихикающий дебил из начальной школы. До чего нелепым кажется им старик в очках, со своей неизменной Библией, говорящий на странном, почти непонятном языке. Он здесь не к месту и не ко времени. И всегда был таким; но прежде это казалось добродетелью. Теперь же он стал объектом насмешек в гнезде порока, в которое превратилась его собственная семья!
“Я ошибся… прости меня, Господи!
Призри на меня и помилуй меня; даруй крепость Твою рабу Твоему, и спаси сына рабы Твоей;
Покажи на мне знамение во благо, да видят ненавидящие меня и устыдятся, потому что Ты, Господи, помог мне и утешил меня”.
Колено отказалось разгибаться, недовольное стремительностью его ухода, и Альберт похромал по дорожке на улицу. Стало еще жарче; он оказался единственным пешеходом на многие мили вокруг, когда брел по утопающим в зелени улицам назад через Майами-Бич, мечтая слиться с толпой на Линкольн-авеню. Мысли о собственной семье раздавили его. Кто они на самом деле? Уильям, живущий здесь, во Флориде. Дочь, Кристина, уехавшая в Австралию. Она не вышла замуж. Вечно снимала квартиры с другими женщинами. Что с ней не так? Кем они выросли? Что за отцом он им был?
Кто я такой? Тиран. Хулиган. Всем хорошим, что в них есть, дети обязаны Марион: она учила их вежливости, смирению. А я в лучшем случае передал им угрюмое благочестие. Неудивительно, что они сбежали сломя голову!
Как и сам Альберт Блэк. Он едва заметил, что по собственным следам вернулся на Оушен-драйв. Пытаясь взять себя в руки, он нашел кафе, занял место и заказал воды. Потягивая успокаивающе холодную жидкость, он услышал характерный говорок, голос из дома. Этот звук пробрал его до костей.
6
– Я фигею, какие сиськи! – говорю я, толкая в бочину Белобрысика, когда мимо проходит охуенная пышечка. – Ух, я бы подкинул дровишек ей в печку, бля буду! Знаешь, с похмелюги бывает жуткий стояк: пока вчерашнее бухло не выветрилось из организма, все мысли о бабах. Вот у меня такое в полный рост. Не подумай, я и натрезвяк такой же! Номы вчера керосинили в самолете, а потом усугубили, накидались коктейлями в гостиничном баре. Тут хочешь не хочешь, а встанет.
– Терри, где ты был, когда людям раздавати по-литкорректность?
– Пердолил шалав и бегал от тупорылых фанатов “Хартс”, прикинь?
Белобрысик закатывает глаза.
– Терри, надо двигаться в ногу со временем. Хватит жить прошлым, забудь вчерашние войны, – дыбится он.
– Как скажешь.
Мокрощелок тут немерено: по Оушен-драйв пачками разбросаны шикарные забегаловки, и по ходу у каждой тусит клевая телочка. Они пялятся на тебя, заманивают в свои сети, соблазняют. Белобрысику, однако, по фигу. У него есть Хелена: его баба, или правильнее сказать, невеста, завтра прилетает из Новой Зеландии. По мне, так это лишний повод сегодня по ночухе впендюрить какой-нибудь телятинке, выплеснуть все из себя, пока его не связали узами брака, потому что не скоро он увидит другую пизду. Вот я – другое дело. Я иной типаж, вроде Джорджа Клуни, обаяшка, развратник с поволокой в глазах, источающий ауру изысканной учтивости, большой любитель кому-нибудь заправить. Ну вы понимаете. Это ж самый смак в жизни.