Выбрать главу

– Брзнди, какие-то проблемы?

– Нет, Густав, все хорошо, – называет она его по имени, я давлю смешок, а Брзнди снова разворачивается ко мне. – Да, сегодня вечером можно встретиться. Буду ждать тебя здесь у входа в десять?

– В десять ноль ноль, – говорю я, с пошлой ухмылкой глядя на яишню этого Густава. – Можешь пойти с нами… милый.

Густав надувает губы, как девчонка, но не бросается на нас. По-моему, он понимает, что если мы зацепимся, он получит по мудям лаптем сорок пятого размера. С учетом того, сколько стероидов жрет этот гондон, его мало куда можно отоварить, так что придется вмазать ему по яйцам. Не отвожу взгляд, пока у него в глазах не выступают слезы, и он съебывает, а я подтверждаю нашу встречу с Брэнди и ухожу следом за Карлом.

– Заправлю этой Брэнди. Стопудово. Белобрысик заявляет, глядя на меня:

– Да, Терри, ты начисто лишен способности смущаться. Клеишь всех подряд, и иногда тебе дают.

– А куда денешься, это ж самый смак в жизни.

– Лоусон, с Брэнди ты отжег! Во ты показал истинный класс “Хибз”. Индустрия развлечений, я фи-гею. Прям не терпится увидеть ее физиономию, когда она узнает, что ты бомж, мелкий торговец, который снимает порнуху со страхолюдинами.

– Хорош, ты, жопорожий пиздострадатель, со своими лузерами “Хартс”. Я уйду на пенсию быстрее, чем ты склеишь телку.

– Меня другие бабы не интересуют, – высокомерно заявляет он.

– Только не жди, что я теперь нацеплю тебе на грудь медаль, – говорю я этому гондону. Некоторые зазнавшиеся пиздюки забывают золотое правило: когда стоит хрен, совесть молчит.

7

Альберт Блэк, сидящий за соседним столиком под пальмой, став невольным свидетелем этой сцены, разделил с вышибалой ошалелую ярость. Ему пришлось стратегически натянуть панаму на глаза, когда Карл Эварт, смущаясь дебильного поведения Лоусона, начал разглядывать окружающих.

“Почему такой известный и успешный человек, как Эварт, до сих пор дружит с этим придурком?”

Торопливо расплатившись по счету, Блэк тайком пошел за Лоусоном и Эвартом до стильного бутик-отеля в паре кварталов дальше по Оушен-драйв. Когда они исчезли в вестибюле, учитель на пенсии ощутил прилив эйфории, странное ощущение цели. Он пытался убедить себя, что жалким образом выслеживает двух никчем из своей прежней школы: опасного бунтаря и развратного головореза. Но заряд возбуждения не покидал его.

“Лоусону уже не спастись, ему нечего предложить другим, кроме проблем. Но Эварт, какую роль в его развитии сыграли школа и шотландская система образования?”

Альберт Блэк решил, что выступит против Карла Эварта, призовет его к ответу за его заявления во второсортных музыкальных журналах. “Ведь молодежь читает его слова и прислушивается к ним!” В голове Блэк уже провел мысленную линию от класса в общеобразовательной школе Западного Эдинбурга, почти тридцать лет назад, к оральным ласкам, которые оказывала юная латиноамериканка его единственному внуку на Майами-Бич.

“Сегодня Эварт будет выступать в этой самой “Камее”. Отлично, значит, Альберт Блэк тоже!”

А теперь самое время пойти и помириться с семьей. Стоило подумать о грехе, которому так, между делом, предавались Билли и его шлюховатая подруга, как у него свело живот. Что ж, он может лишь молиться за них обоих.

“Возненавидь грех, но возлюби грешника”.

8

Я бы круглый год жил на такой жаре, да. Куча гондонов из Шотландии начала бы сейчас стенать, мол, ох, слишком жарко. Они скорее бы отморозили себе яишню, чем проперлись от тепла. Ну и хуй с ними. По дороге в отель я принялся рассказывать Белобрысику о том, что в Шотландии все плохо. Он только и делает, что носится между Лондоном, Сиднеем и местечками типа этого, а потому не в курсах, какие дела творятся в реальной жизни. Ясный перец, вдали от дома временами плотно накрывают мысли о родине.

– Шотландия охуевает в своей консервативности. Там у них все просто: свалите тех, кто у власти, пусть соснут хуя и оставят страну нищебродам. Чё-та меня самого запарила эта движуха.

– Серьезно?

– Абсолютно. Человек моих талантов создан для Нового Света. На хуй Шотландию.

– Ах, родина в опасности: в Уэстер-Хейлз вот-вот остановится производство гонзопорнографии. Ошеломленное правительство пока не начало принимать меры.

– Принимать меры? В Шотландии? Вот уж будет чудо.

– Хорош ругать Шотландию, Терри. Мне такие вещи не нравятся. С ней все в норме, – принимается спорить он.

Да, с Карибских островов, из бутик-отеля в Майами или из окон квартиры, выходящей на гавань Сиднея, Шотландия всегда кажется лучше.

– Ни хера с ней не в норме!

– А именно?

– Ладно, возьмем наше национальное производство, виски. Я тут написал серьезным ребятам, в “Гра-уз”, “Дьюарз”, “Беллз”, и спросил: как вы там по поводу коктейлей с виски? Будете сидеть и смотреть, как русские все заполоняют своей водкой? Я про виски с лимонадом, виски с колой, гарантированный успех у коктейльного поколения. А в ответ они свысока начинают гнать пургу про “традиции” и прочую хрень. Не, хули, а как насчет выбора? Гондоны из “Смир-нофф” не сидят и не ноют о традициях.

– И?

– Короче, – говорю ему на подходах к отелю, подмигивая швейцару, – в ближайшие двадцать лет эти гондоны, производящие виски, пойдут по пизде. Только дождаться, пока сам их рынок протянет ножки. Они считают, что дальновидность – свойство глаз. Хрен там. Глаза тебе ничем не помогут, если не включишь вот это… – Я хлопаю себя по тыкве.

Карл хотел было прилечь, потому что джетлаг удачно наложился на вчерашнюю пьянку, но я замечаю в баре диджеев из Чикаго, чуваков, с которыми он меня как-то знакомил.

– Вон твои кореша, – говорю ему. – Черные гондоны. Пошли поздороваемся.

– Терри, мне надо децел поспать. Вчера мы отожгли, и вечер будет занятой, прикинь.

– Да ну на хуй, – заявляю ему, потому что ребята неплохо так оттягиваются. – Что случилось с Н-Си-ном, великим мастером синего дела? Слабак. Салага, бля. Эти черные пиндосы оттягиваются в полный рост. Давай накатим по одной: приятно быть приятным!

Я знаю, что назвать Эварта сатагой – как красная тряпка для быка, так что вскоре бухло течет рекой, всякие там “Маргариты”… бля, пора бы уже привыкнуть… я зацепился с высоченным перцем, Лукасом, на тему спорта.

– Дружище, признай, все-таки баскетбол – пидорская игра.

– Охуе-э-эл? – отвечает он.

– Майкл Джордан – невъебенный педик, значит, и остальные гондоны, которые играют в эту игру, тоже…

– Пиздабол, не гони. Наши в гетто играют в баскет, все стучат мячом, в каждом районе, в каждом дворе есть площадки…

– Лады, – признаю, – но так только в Америке, где народ о спорте ничего не знает.

– Терри, чувак, хули ты несешь?

– Ладно, – объясняю этому гондону. – Возьмем Чемпионат мира по бейсболу. Участвуют всего две страны, вы, гондоны, и Канада. А теперь сравни с человеческой игрой, футбиком, играют повсюду, по всей земле. Потому-то и говорят “Кубок мира”. Не поспоришь.

Другой перец, которого зовут Рейс, с хрюканьем качает головой.

– Япония, Доминиканская Республика, Куба… Тут вступает высокий Лукас:

– Но в баскетбол играют по всему миру, а мы дерем всех в задницу.

– Потому-то это пидорская игра, – объясняю я, оборачиваясь на Карла, но от Белобрысика подмоги не дождаться, этот гондон, глядя в другую сторону, продолжает разговор с диджеем по кличке Хедстоун, они треплются о влиянии старой школы, обо всех диджеях подряд, кто у них там самый крутой пацан, самый жесткий перец, самый лютый шеф, и вся эта американская хрень. Влезаю в беседу.

– Я вам скажу, кто был самым мазовым пацаном из старой школы.

– Ты небось про Фрэнки Накла, – говорит Хедстоун, а Лукас кивает, поддерживая его мнение.

– Не, дружище, то в Чикаго. А в Эдинбурге самым правильным чуваком из старой школы был Блэки, а, Карл?

– Ага. – Карл делает рожу кирпичом, но на губах появляются следы улыбки. – Свирепо он жег.

Лукас, крепко подумав, называет еще пару имен диджеев. Но я возвращаюсь к своей главной мысли.

– Когда мы ходили в школу, кто играл в баскетбол? Карл? – Тот до сих пор не включается, но мне как-то фиолетово. Опять смотрю на здорового Лукаса. – Девки, бля, только они называли игру нетболом. Мы пинали этот сраный мяч, только бабы хватали его руками, бегали с ним, стучали об пол и швыряли, – объясняю я, изображая запястьем бросок. – “Ой, ла-пуля, мой мячик залетел в корзиночку…” – типа сюсюкаю я. – Дружище, это игра для тайных гомосеков, тут не о чем спорить.