Оум решился не сразу:
— Я полечу со всеми.
— Тогда не мешкай. Осталось пятьдесят секунд.
Они поравнялись с остальными.
Необъятное море застыло, как тыльная сторона вялой, мертвенно-бледной ладони. По венам и артериям текли только серые лунные приливы. Одна волна беззвучно подталкивала другую. А глубины и вовсе застыли навеки. Покой этой бездны не смущали ни жабры, ни плавники, ни глаза; в ней лишь дрейфовали мягкие частицы ила, которые вздымались и оседали, повинуясь приливам. Море было мертвым.
Леса тоже молчали. Кустарники обнажились, деревья с тоской тянулись вверх среди пустынной тишины, которую не нарушал ни птичий щебет, ни осторожный шорох звериных лап по опавшим листьям, ни протяжный крик, ни трубный лосиный рев, ни ропот бурундука. Только ветер тянул короткие, заунывные песни памяти, которые он перенял триста тысяч лет назад у созданий, именуемых птицами. Безжизненный лес стоял на безжизненной земле. Деревья не клонились от ветра, они давно окаменели, заслонив собой такую же твердую, окаменевшую почву, которая не родила ни трав, ни цветов. Земля была мертва, как и море.
Но вот не знающее птиц небо над этой мертвой землей взрезал металл. В мертвом воздухе просвистела ракета.
Очень скоро в вышине остался лишь тонкий шлейф золотистого порошка — ракета исчезла, унося Кронта и его собратьев в сторону крепости Ультара…
После посадки открылся люк, и пассажиры без промедления сошли на землю.
— Давно вас поджидаю, — сказал Ультар из дверей своей лаборатории. — Я так и знал, что ты, Кронт, возьмешь с собою весь Совет. Что ж, входите. Температура ваших тел подсказывает, что мне уже назначена казнь через коррозию. Посмотрим. Входите, раз прилетели.
Дверь лязгнула и закрылась за членами Совета. Ультар повел их по коридору-туннелю в какой-то полутемный зал.
— Прошу садиться, властители Оубота. Нечасто у нас бывают такие высокие гости. Я польщен.
У Кронта вырвался гневный щелчок.
— Перед казнью ты должен показать нам протоплазму — тогда мы сможем вынести свой вердикт и уничтожить ее.
— Нельзя ли обойтись без этого?
— Где ты ее прячешь?
— Здесь.
— Говори, где!
— Терпение, Кронт.
— На бунтовщика у меня терпения нет!
— Это заметно.
В углу зала стоял большой квадратный ящик, из которого на близлежащую поверхность стен падал мягкий свет. Содержимое ящика было спрятано под желтым пологом.
Точно рассчитанным чеканным шагом Ультар приблизился к ящику и поколдовал над температурными датчиками. Сверкая окулярами, он сорвал желтое покрывало.
Посетители недовольно задребезжали. Окуляры замигали, меняя цвет. Туловища беспокойно заскрипели. Ничего хорошего ждать не приходилось. Все двинулись вперед, окружили ящик и стали заглядывать внутрь. Зрелище оказалось кощунственным, гнусным, если не сказать больше.
Там что-то росло.
Нечто набиралось сил. Нечто, способное изменяться и плодиться. Зарождаться и умирать.
Умирать.
Что за нелепость! Смерти быть не должно, нигде и никогда!
А эта субстанция могла сгнить и превратиться в ничто, налиться кровью, зардеться цветом. Она могла чувствовать, гореть в огне, реагировать на боль, тепло и холод. Нелепая, нелепая сущность, страшная, непостижимая, кошмарная и непредсказуемая!
Это была розовая плоть, шести футов в высоту, с непомерно длинными плотскими руками и парой длинных плотских ног. А еще — эти названия сохранила мифология — взгляду открылись два совершенно лишних органа: рот и нос!
Оум почувствовал, что его механизм бесшумно заворочался. В увиденное трудно было поверить. В памяти всплывали полузабытые мифы эпохи Плоти и Тьмы. Полуправда, полумолва, невнятные слухи и шепоты созданий, которые не конструировались, а рождались!
Слыханное ли дело — такое кощунство? Развиваться, а не быть собранным из деталей? Мыслимо ли достичь совершенства, если не полагаться на безупречные расчеты ученых Оубота? Этот кусок плоти весьма далек от совершенства. Только тронь — сломается, чуть прибавь тепла — растает, убавь — замерзнет. Поразительно, конечно, что этот комок растет — но тоже, как посмотреть. Чтобы он вырос, требуется везение. Чистое везение.
То ли дело — обитатели Оубота! Вот где совершенство. Причем, как ни парадоксально, со временем они становятся все более совершенными. Им ничего не стоит просуществовать сто, двести тысяч лет. Взять хотя бы его самого: перевалило за тридцать тысяч, а все еще юноша!
Но — плоть? Да еще наделенная, в силу какой-то прихоти космического бытия, интеллектом, здоровьем, долголетием? Глупая бессмысленная затея; куда лучше собрать организм из готовых узлов и блоков, соединить их железом и красно-синими проводами, по которым побежит ток!
— Вот, смотрите, — с гордостью, но без тени бахвальства сказал Ультар; его голос звучал уверенно и смело. — Кости, плоть, кровь и немного фантазии — получилось тело.
Пораженные члены Совета не проронили ни слова и только скрежетали внутренностями. Ни один из них не сдвинулся с места. Они смотрели прямо перед собой.
— Устрашающая картина, — выговорил наконец кто-то. — Где ты это взял?
— Создал сам.
— Как ты до такого додумался?
— Трудно сказать. Эта мысль давно меня будоражила. Десять тысяч лет назад, гуляя по каменному лесу, я нашел травинку. Да-да, случайную, тонкую, зеленую травинку, самую последнюю на этом свете. Вы не представляете, как я разволновался. Взял в руки это маленькое зеленое чудо и внимательно рассмотрел. От радости меня чуть не разорвало на миллион кусков. С большой осторожностью, втайне от всех я принес травинку к себе домой. Такое сокровище!
— Ты нагло преступил закон, — бросил Кронт.
— Ах да, закон! — подхватил Ультар. — Триста тысяч лет назад, когда мы испепелили птиц прямо в воздухе, убили змей и лисиц в их норах, истребили рыб и всех млекопитающих, включая человека…
— Это запрещенные названия!
— Однако не забытые. Их сохранила память. Так вот: мы увидели, что леса все равно растут. Тогда мы превратили леса в камень, уничтожили траву и цветы, чтобы жить в пустом каменном мире. Да что там говорить: мы уничтожили даже микробов, которые были невидимы, потому как боялись всего, что растет!
Кронт проскрежетал:
— Мы ничего не боялись!
— Неужели? Ну, допустим. Позволь мне все же договорить. Мы сбивали летящих птиц, опыляли насекомых с воздуха, убивали цветы и травы, но одна слабая травинка все же уцелела, я нашел ее, принес к себе, выходил, и она стала у меня расти — за сто лет выросло десять миллионов травинок. Я занялся их изучением, потому что они состояли из растущих клеток. Каково же было мое ликование, когда появился первый цветок!
— Цветок?!
— Совсем маленький. Синий цветок, результат тысячелетних опытов. От него пошли новые цветы, потом еще и еще; через пятьсот лет удалось вывести целый куст, а четыре столетия спустя — деревце. Это было удивительное время, доложу я вам, время трудов и наблюдений.
— Но это! — вскричал Кронт. — Как тебе удалось?
— Я начал поиски. Прочесал весь мир. Если удалось найти одну травинку, рассуждал я, значит, можно отыскать и что-нибудь другое, хотя бы чудом ускользнувшую ящерицу, змею, да мало ли что. Мне чрезвычайно повезло. Я поймал маленькую обезьянку. С тех пор миновало тысячелетие, даже больше. Содержание в лабораторных условиях, искусственное осеменение, исследования на генном и клеточном уровне — и вот результат, причем неплохой.
— Этот вид деятельности запрещен.
— Знаю. Строжайше запрещен. Скажи-ка, верховный, известно тебе, зачем на Земле уничтожили все живое?
Верховный помедлил:
— Чтобы обезопасить правительство Оубота.
— Разве ему что-то угрожало?
— Коррозия.
— Нет, кое-что посильнее коррозии, — негромко сказал Ультар. Нам угрожал иной образ жизни и мышления. Восхитительное несовершенство, непредсказуемость, искусство, литература — вот в чем была угроза, поэтому мы истребили живую материю, объявив ее крамолой, запретили даже смотреть на живую плоть и упоминать ее в разговоре.
— Ложь!
— Вот как? — не сдавался Ультар. — Скажи, кому принадлежал мир до нашего прихода?