— А кто это такие, Геракл и Ахилл?
— Геракл был самый сильный герой на земле, и он совершил двенадцать подвигов. Хочешь расскажу? Немейский лев, киринийская… керинейская лань…— начал перечислять мальчуган.
— Знаю, знаю. Молодец. Но если хочешь, иногда я буду тебе читать прекраснейшие вещи, которые у меня есть, хорошо? А теперь, может быть, поиграем? Ты знаешь, что к нам приехал один мальчик примерно твоего возраста?
Александр весь засветился.
— И где же он?
— Я видел его во дворце. Здоровый такой! Он пинал мяч.
Александр бросился со всех ног и остановился только в портике, чтобы посмотреть на вновь прибывшего, не смея заговорить с ним.
Вдруг от одного пинка посильнее мяч подкатился к самым его ногам. Мальчик подбежал и оказался лицом к лицу с Александром.
— Хочешь поиграть со мной в мяч? Вдвоем играть лучше. Давай, я буду бросать, а ты лови.
— Как тебя зовут? — спросил Александр.
— Гефестион. А тебя?
— Александр.
— Значит так, бросаем мяч об стену. Я бросаю первый, и если поймаешь, тебе очко и бросаешь ты. А если не поймаешь — очко мне и я бросаю дальше. Понятно?
Александр кивнул, и они принялись играть, наполнив двор своими криками. Устав до смерти и взмокнув от пота, ребята остановились.
— Ты здесь живешь? — спросил Гефестион, опускаясь на землю.
Александр уселся рядом.
— Конечно. Это же мой дворец.
— Рассказывай! Ты слишком маленький, чтобы владеть таким огромным дворцом.
— Ну, и мой тоже, потому что принадлежит моему отцу, царю Филиппу.
— Зевс-Громовержец! — воскликнул Гефестион, взмахнув рукой от изумления.
— Хочешь дружить?
— Конечно, но чтобы стать друзьями, нужно обменяться залогами.
— Залогами? Что это такое?
— Я тебе что-то даю, а ты мне что-то даешь взамен.
Он вытащил какую-то маленькую белую штучку.
— Ой, это же зуб!
— Да, — сказал Гефестион и присвистнул через щербину на месте резца. — Он выпал у меня вчера ночью, и я чуть его не проглотил. Держи, он твой.
Александр взял зуб и оказался в затруднительном положении, так как ничего не мог дать взамен. Он начал искать, а Гефестион стоял перед ним с протянутой рукой.
Не имея никакого подарка, Александр глубоко вздохнул, глотнул, потом засунул руку в рот и стал тащить зуб, который уже несколько дней шатался, но держался еще довольно крепко.
Мальчик принялся с силой расшатывать его туда-сюда, подавляя выступившие от боли слезы, пока не вытащил, потом выплюнул кровь, помыл зуб в фонтане и протянул его Гефестиону.
— Вот, — пробормотал он. — Теперь мы друзья.
— До смерти? — спросил Гефестион, пряча зуб в карман.
— До смерти, — ответил Александр.
Лето уже шло к концу, когда Олимпиада объявила сыну о визите его дяди, Александра Эпирского.
Александр знал, что у него есть дядя, младший брат матери, которого звали так же, как и его самого, и хотя он видел дядю несколько раз, но не слишком хорошо помнил, потому что был тогда совсем маленьким.
Вечером, перед заходом солнца, царевич увидел, как царь Эпира верхом на коне прибыл в сопровождении свиты и своих телохранителей.
Это был красивый мальчик лет двенадцати с темными волосами и ярко-синими глазами, исполненный достоинства; его волосы перехватывала золотистая лента, на плечах был пурпурный плащ, а в левой руке он держал скипетр из слоновой кости, потому что был монархом — невзирая на свою молодость и то, что страна его представляла собою одни бесплодные горы.
— Смотри! — воскликнул Александр, повернувшись к Гефестиону, который сидел рядом, свесив ноги с галереи. — Это мой дядя Александр. Его зовут так же, как меня, и он тоже царь, ты знаешь?
— Чей царь? — спросил друг, болтая ногами.
— Царь молоссов.
Они все болтали, когда их схватила подкравшаяся сзади Артемизия.
— Иди! Тебе нужно подготовиться ко встрече со своим дядей.
Она отнесла царевича на руках, поскольку он брыкался, не желая покидать Гефестиона, до самой ванной комнаты матери, где раздела его, умыла ему лицо, одела в хитон и македонскую хламиду с золотой каемкой, повязала на голову серебристую ленту, а потом поставила на скамейку, чтобы повосхищаться.
— Иди, маленький царь. Тебя ждет мама.
Он направился в комнату пред царской спальней, где его уже дожидалась царица Олимпиада, одетая, причесанная и надушенная благовониями. Она выглядела ошеломительно: черные-черные глаза контрастировали с огненными волосами, а под длинной голубой накидкой, вышитой по краю золотой пальметтой [3], был надет скроенный по-афински хитон с глубоким вырезом, скрепленный на плечах шнурком того же цвета, что и накидка.