Ответом на вопрос царя стало молчание, полное разочарования и уныния. Эти люди, всегда сражавшиеся с неимоверным мужеством, встречавшие опасности, не думая о своей жизни, влекомые и словно зачарованные своим полководцем, теперь испытывали неуверенность и сомнение. Они видели перед собой неведомые земли и моря и как будто даже видели на небе изменение положения созвездий и теперь не имели представления, где находятся. И вдруг все почувствовали, как далеко они от дома, и впервые осознали, что Александр вовсе не собирается возвращаться, но хочет идти только вперед, все вперед и вперед. И они ощутили страх при мысли о том, что не вернутся уже никогда. Царь заговорил снова:
— Мы должны идти вперед! Должны найти их, разбить и установить нашу власть над всей державой, ранее принадлежавшей персам. Если мы этого не сделаем, все наши усилия, приложенные до сих пор, окажутся бесполезными, все, что мы построили, рухнет и никто не сможет быть уверен в возвращении. Солдаты! Я когда-нибудь не оправдывал вашего доверия? Когда-нибудь я обманывал вас? Может быть, я не отплатил вам щедро за ваши лишения и вы не верите, что я сделаю еще больше, когда мы окончательно завоюем эту землю? Я знаю, вы устали, но также знаю и то, что вы — лучшие солдаты в мире и никто не сравнится с вами в отваге и доблести. Я не хочу никого заставлять. Никто лучше меня не знает, что вы заслужили отдых и награду. И потому я вас не удерживаю. Кто хочет уйти, может вернуться в Македонию с честью и моей благодарностью. Но знайте: даже если все вы бросите меня, я пойду вперед с одними моими товарищами, пока не завершу свое дело, а если придется… то и в одиночку!
Он замолчал и скрестил руки на груди. Последовало бесконечное мгновение тишины.
Товарищи Александра, которые в свое время присоединились к нему в его изгнании среди иллирийских снегов, шагнули вперед, словно по команде, и с мечами в руках выстроились рядом, а вместе с ними шагнули вперед Филот и Клит Черный.
При виде этого один из воинов «Острия», стоявший посреди лагеря с собранным мешком на плече, уронил свои пожитки на землю, обнажил меч и с силой ударил в щит, который громом прогремел в тишине. Все обернулись к нему, и тут же еще один солдат откликнулся таким же ударом. Через секунду к ним присоединился третий, а там и четвертый, и вскоре прочие конники «Острия», где бы ни находились — у ворот, или у частокола, или посреди лагеря, собирая вещи, — один за другим обнажили мечи и начали бить ими в щиты. Постепенно приближаясь к возвышению, они выстроились прямо перед царем. Вслед за ними и другие солдаты из конницы и пехоты, фалангисты, штурмовики и гоплиты, фракийцы и агриане, — все сомкнули ряды и присоединились к конникам «Острия», стуча оружием по щитам. Потом знаменосец первого батальона поднял красное знамя со звездой Аргеадов, и все вдруг замерли, каждый на своем боевом посту. Знаменосец шагнул вперед, склонил знамя и крикнул:
— Повелевай, государь!
Александр, потрясенный, вышел вперед и поднял руки к небу. Птолемей, оказавшийся ближе всех, увидел на его глазах слезы. Царь оставался в этой позе несколько долгих мгновений, в то время как войско громовым голосом выкрикивало его имя:
Александрос! Александрос! Александрос!
Потом в сопровождении товарищей царь сошел с возвышения, пересек лагерь между двумя стенами блестящих копий и подошел к Букефалу, который в ожидании нетерпеливо бил копытом.
ГЛАВА 30
Войско дошло до Задракарты, столицы гирканцев, и там Александр обнаружил челядь Дария III, которую Бесс не захотел взять с собой во время отступления. К этому времени царь отпустил фессалийскую конницу, дав желающим возможность остаться и сражаться в качестве наемников, и велел войску подготовиться к дальнему походу на восток. Оно должно было выступить по прибытии ожидаемого подкрепления из Македонии.
Придворные устроились в одном городском квартале под присмотром евнухов. Александр немедленно дал войску указание взять всех под свою защиту и пожелал узнать, кто из членов царской семьи остался при дворе.