Вот она близко склоняется к нему за столиком кафе, снимая с волос интимным прикосновением нечто несуществующее. А вот, зазывно улыбаясь, тянет куда–то за руку. Снимок сделан кем–то третьим, идущим следом, и, стало быть, они сообщники, эта неугомонная девица и ее преданный фотограф.
Это было неприятно, но вполне объяснимо, и пахло уже не киллером, а мелким шантажом. Или крупным, в зависимости от материального положения господина на снимке.
Тогда все значительно упрощается, собирая рассыпавшиеся фотографии, облегченно вздохнул Костик. Можно припугнуть шантажистку разоблачением, или просто свалять дурачка. Да, пожалуй, последнее предпочтительнее, прикинуться ничего не понимающим лохом, пусть думает, что он ни о чем не догадался.
Небольшой, размером в четвертушку листа, изящный кусочек плотной бумаги, выпавший на стол последним, махом разрушил такой удачный план.
Бумажка оказалась пригласительным билетом на семейный банкет в честь двадцатилетнего юбилея бракосочетания госпожи Дмитриевой М. И и господина Дмитриева Э. С.
Ужин состоится в среду, десятого сентября, в девятнадцать ноль–ноль, по адресу — Приморская, сто девяносто шесть. Вход строго по пригласительным, сообщалось внизу.
И ничего больше, ни имени приглашенного, ни каких–либо оговорок. Да и зачем они нужны, если приглашены только свои, сообразил Костя.
Все ясно, бормотал он, лихорадочно складывая все в пакет, шантажисты собирались устроить на этом семейном мероприятии громкое разоблачение. Стало быть, намеревались извлечь из скандала какую–то выгоду, для таких людей единственное божество — это деньги.
Гадость какая! Люди живут вместе целых двадцать лет, зачем разрушать им семью? Возможно, обрекая этим разоблачением на одинокую старость?
Костик достал из пакета один снимок, вгляделся в усталое и простоватое лицо немолодого мужчины. Сколько ему может быть? Шестьдесят? Шестьдесят пять? Значит, женился не в горячечном бреду страсти, и, поскольку прожил с избранницей достаточно долго, то надеялся дожить с нею до конца. Кому же это могло помешать?
Привычка разгадывать и придумывать мотивы и побуждения, заставила Костика сесть в жесткое креслице и задуматься. Интересно, кто они такие, эти Дмитриевы? Возможно, известны не только в этом городке?
Лихорадочно вытаскивая из сумки ноут и подключая его, Костик молился только об одном, чтоб не подвел чертов инет. Выбирая себе пансионат, он специально досконально уточнял этот вопрос, категорически отказываясь ехать туда, где нет стопроцентной гарантии надежной связи. Костик давно и прочно влип в невидимую паутину, не представляя себе хоть дня без дозы привычной информации и общения с себе подобными.
Ура, есть! Так, яндекс, Дмитриев Э. С. ого! Сто семь тысяч ответов! Ну–ка, ну–ка, кто же это такой?
Что? Не может быть! Вот это он кретин. Лопух. Тупица.
Не знать, что его любимый писатель, автор замечательных детективов и рассказов Эдмон Дольский — на самом деле — Эдуард Сергеевич Дмитриев, мог только он, Костик.
Ну что поделать, никогда не были ему интересны ни семейные тайны, ни подробности светской жизни любимых авторов. Костик давно убедился, что эти сведения не добавляют ему удовольствия от прочтения увлекательных книг, наоборот. Прочитав однажды, что автор одной из понравившихся книг — профессиональный психолог, Костик вдруг осознал, что перестал верить в спонтанные порывы любимого главного героя.
Понимание, что это поведение просчитано профессионалом, начисто вытравило веру в искренность и благородство персонажа. С тех пор Костик тщательно избегал все места, где можно почерпнуть хоть каплю информации о личности автора. Предпочитая оставлять того, кто заставил смеяться или переживать, за плотной завесой неизвестности.
И вдруг такая случайность.
Вопрос, что теперь делать, для Костика даже не стоял, ради Эдмона Дольского и его спокойствия он готов был на очень многое, почти на всё. Именно его стилю Костик пытался подражать, именно его герои вдохновляли на многочасовое упорное сидение за ноутом.
Проблема была в другом, как ему помочь?! Среда уже завтра, и времени до банкета осталось меньше суток.
Может, пойти и рассказать всё в открытую? Три раза ха–ха. Во–первых, кто его пустит, там же наверняка пасется куча журналюг и стоит непробиваемый охранник. А во–вторых, где гарантия, что негодяи, желающие раскрыть обманутой жене писателя глаза, не попробуют повторить попытку еще раз?! Или не решат наказать Костика за вмешательство в их планы?