— Ладно, катитесь в зал прямо по коридору!
Наша четверка отважно прошествовала мимо дежурных и оказалась в спортзале.
Он был огромным, намного больше, чем в их школе. В углу были навалены толстые маты и стояли набитые кожаные чучела для тренировок. Какой-то парень крутился на турнике, делая подъемы переворотом и солнышко. Но и этого ему было мало, и он два раза подтянулся на одной руке! При мысли, что придется соревноваться с этим парнем, Коля Егоров почувствовал сухость во рту.
К ним подошла женщина средних лет с висевшим на шее свистком.
— Вы из какой школы? — спросила она.
— Из 102-й, — ответил за всех Данилов.
Тренер отметила что-то в блокноте.
— Класс?
— 7»А»! Когда мы будем соревноваться?
— Садитесь на скамейку и ждите. Вас вызовут!
Ребята уселись на узкую скамейку и стали терпеливо ждать. Зал постепенно наполнялся. Народу оказалось много, в том числе и старшеклассники из их школы.
Когда собрались все участники из трех школ поселка и пяти районных и суета улеглась, на середину зала вышел жилистый мужчина в самбовке, на шее у которого тоже висел свисток.
— Внимание! Повторять не буду! — крикнул он. — Спартакиада проводится по классам! Вначале пятые, потом шестые, седьмые, восьмые и далее. От каждой школы выставляется по одному участнику! В зале, как вы видите, четыре угла. В одном углу — турник, в другом — прыжки, в третьем — теннис, в четвертом – шахматы, а посередине за столом сижу я и фиксирую результаты. А теперь марш по углам! Надеюсь, отличить подтягивания от тенниса вы сможете?
И вот соревнования начались. Женщина-тренер и два ее помощника бегали по залу и записывали, кто сколько раз подтянулся, как каждый прыгнул, кто победил в теннис и шахматы, а жилистый тренер сводил все данные в длинный список.
Вначале выступили пятые классы, затем шестые и вот наступило время седьмых. У турника стоял Егоров и ждал своей очереди. Перед ним один семиклассник подтянулся пятнадцать раз, другой — десять и третий — шесть. И теперь Коля прикидывал: если подтянется восемь раз, то его место во всяком случае не будет последним.
— Егоров! Сто вторая школа! — громко объявила тренер.
Коля, все забыв от волнения, вышел к турнику, подпрыгнул раз, другой третий, но так и не смог достать до перекладины, которая была слишком высоко.
Ребята засмеялись.
— Встань на стул! Так все делают! — подсказала ему женщина-тренер.
Егоров и сам вспомнил, что все выступавшие до него вставали на стул, но теперь упрямство мешало ему сделать то же самое. Он встал на цыпочки, изо всей силы прыгнул — и каким-то чудом ухватился за перекладину.
— Вот упрямый! Теперь подтягивайся! — и тренер приготовилась считать.
Коля, дергая ногами, подтянулся два раза, и неожиданно для себя бессильно повис на турнике. Он раскачивался, пытаясь подтянуться еще, но третий раз сумел достать только до половины.
— С этим все ясно. Пиши результат, Сергеев! Следующий! — сказала тренер прерывая его мучения.
Егоров спрыгнул с турника и, ни на кого не глядя, пошел в сторону, пока не наткнулся на Антона, который стоял поблизости и наблюдал за его провалом.
— Негусто у тебя, — сказал он.
— Не понимаю, что случилось! Ты же сам видел, как я сегодня подтягивался!
Семь раз, потом шесть и три раза по пять. А теперь всего два и больше не могу!
— с горечью воскликнул Коля.
— В том-то и дело. Не нужно было тебе сегодня тренироваться, — заметил Антон.
— Но почему?
— Ты мышцы переутомил. Завтра у тебя все болеть будет, — со знанием дела пояснил Данилов.
Это несколько утешило Колю, и он спросил:
— А ты как? Отпрыгал?
Антон помрачнел:
— Три заступа подряд! В третий раз тренер даже смотреть не стал, а сразу сказал: «Не засчитано!» А так я дальше всех улетал! И угораздило их выдумать эту дурацкую черту!
Егоров усомнился, что он улетал дальше всех, но спорить не стал. Теперь не докажешь — все равно не засчитано.
— Хитров, сто вторая, играет с Хализевым, сто пятая! — громко объявил тренер, и Антон с Колей побежали смотреть.
Филька встал у одного конца теннисного стола, а с другом конце — высокий тонкорукий парень, державший ракетку с видом профессионала.
Стали разыгрывать подачу. Фильке удалось каким-то чудом отбить шарик раза два, но потом его противник, взмахнув длинной рукой, подал крученый и Хитров промазал мимо стола.
— Потеря подачи. Подача Хализева! — объявил судья.
Филькин противник подул на свою ракетку и резко подал. Хитров даже не заметил шарика, только услышал, что по его половине цокнуло, а судья произнес:
— Один — ноль.
А потом судья только успевал говорить: «Два — ноль! Три — ноль!»
В результате Филька проиграл со счетом одиннадцать — два, и был доволен что не всухую. Впрочем, Хитров не выглядел огорченным. Он пожал своему сопернику руку и, положив на стол ракетку, отправился к друзьям.
— Видели, как он меня кручеными? Уверен, у него разряд! А у вас как дела?
Пожаловавшись друг другу на роковое невезение и найдя тысячу причин смягчающих их проигрыш, тройка приятелей отправилась смотреть на игру в шахматы.
— Интересно, как дела у Мокренки? Если мы трое проиграли, ему тем более ничего не светит! — сказал Антон.
Так как шахматный турнир длился дольше остальных видов состязаний, чтобы его не затягивать, игра велась одновременно на двадцати досках.
Друзья отыскали Петьку, сидевшего за пятой доской справа, и стали давать ему советы. Хотя прошло уже минут двадцать, Мокренко, игравший белыми, не сделал еще ни одного хода. Он сидел взмокший, напряженно уставившись на доску.
— Почему ты снял темные очки? И где же твоя психологическая атака? – насмешливо шепнул ему Данилов.
— Какая психологическая атака? Вы видели этого амбала? — прошептал Мокренко, не поднимая головы и незаметно показывая пальцем на своего противника.
Антон посмотрел на соперника Мокренко и прикусил язык. Напротив Петьки сидел парень с бычьей шеей, весивший по меньшей мере килограммов восемьдесят.
Он был выбрит наголо, на шее у него висела цепочка со скелетом, а палец правой руки украшал перстень-кастет в виде черепа, которым амбал многозначительно постукивал по столу. Одет он был в разрисованную самбовку, стянутую на поясе узлом. Физиономия у парня была мрачная и хулиганская.
— Такой двинет — мало не покажется! Ты уверен, что он учится в седьмом классе? — удивился Филька.
— Откуда я знаю? Думаешь, я у него спрашивал? Я с ним вообще не разговаривал!
— А вообще всякое бывает, — продолжал Хитров. — Допустим, его отдали в школу с десяти лет: десять плюс семь получается семнадцать. Да, брат, влип ты в историю!
— Делать нечего. Хочешь не хочешь: играть надо! Давай, Мокренко, ходи! — сказал Егоров.
— Как ходить-то?
— Ну давай хоть пешку двинь вперед на две клетки!
Петько уныло двинул пешку с е2 на е4.
Его противник на другом конце доски скривился и постучал ребром одной руки о ладонь другой. Мокренко задрожал. Парень грозно навис над доской и зеркально повторив ход, передвинул свою черную пешку.
— Мне еще не мат? — с надеждой прошептал Петька.
— Пока нет, — сказал Колька. — Играй дальше, двинь слона!
— Какого слона? Этого?
— Нет, вон того! Поставь его на ту клетку!
Мокренко, стараясь не смотреть на своего противника, послушно пошел слоном, куда указал ему Коля. Амбал повторил его ход, при этом так хлопнув фигурой о доску, что все фигуры сдвинулись со своих мест.
— Ишь ты, хитрит! Сразу видно, хорошо играет! Может, мне сдаться? – прошептал Мокренко.
— Рано еще! Давай двинем ферзя! — посоветовал Коля.
— Куда? Прямо?
— Нет прямо нельзя, там же твоя пешка!
— А я разве не могу сбить свою пешку? — удивился «гроссмейстер».
— Нет, не можешь. Ходи ферзем на ту клетку по диагонали!
Петька со вздохом поставил ферзя, куда ему было указано. Амбал потянулся было к своему, чтобы повторить его ход, но потом засмотрелся за соседнюю доску и двинул крайнюю пешку на одну клетку.