— Вот я сейчас всё съем, и ничего не останется… На память. А хотелось бы что-нибудь такое… этакое… Интересное, в общем.
— На память? — Хитрая старушка моментально проснулась.
— Ну да. Необычное… и компактное
— Два в одном, понятно. И что же?
Олег с глубокомысленным видом проглотил пельмень, облизнул вилку и ответил:
— Я тут подумал… И третье, что пришло мне на ум — книжка.
Ф.А. расплылась в довольной улыбке.
— Милый мальчик, ты меня не разочаровал. Конечно же, книжка — лучший подарок…
— За неимением других. Но в данном случае хотелось бы чего-то пооригинальней. Книгу с автографом автора. — Олежка помедлил л уточнил: — Автографом классика, почившего в мире, но не забытого потомками.
Ф.А. не стала корить молодежь за неуемные желания, скромно аннигилировала опустевшую тарелку на пару с вилкой, взамен опустив на поднос невзрачную па вид книжку в тусклом переплете со стёршейся позолотой.
Мальчик схватил подарок, тут же раскрыл на форзаце и прочитал, игнорируя всякое выражение:
— «Тому, кто не забыл меня,
И так же жаждет наслажденья
От дней, утихнувших вчера,
Но вновь воскресших в виде чтенья..»
Импозантный росчерк гусиного пера нахально подмахнул сие четверостишие, прозрачно намекая на автора.
Следующая страница раскрылась сама собой, и Олег разочарованно протянул:
— Ну почему «Евгений Онегин»?.. Я не люблю романы в стихах. Честно говоря, ожидал нечто более… эзотерическое.
Вот тут Ф.А., похоже, наконец рассердилась.
— Классику надо больше читать! Из нее все остальное растет, а не наоборот.
Олег чуть струхнул и решил перебить:
— Спасибо, конечно. Просто я не рассчитывал в самом деле получить что-либо. Попросил так, для закрепления впечатлений. От общения с вами.
Он вежливо склонил голову в знак смирения, машинально пролистывая полученную книгу.
Ф.А. смягчилась и продолжила уже в другом тоне.
— Теперь скажу о главном. О причине нашей встречи. Меня послала твоя бабушка… — Старушка сделала паузу, но Олег смысла в этой паузе не уловил, настороженно вслушиваясь в ее слова. — Она волнуется за тебя. Ты плохо учишься…
Олег вскинул голову и огрызнулся:
— Для себя нормально. Учусь тому, что интересно.
— Грубишь учителям, не находишь общего языка с одноклассниками.
— Насильно мил не будешь, — буркнул мальчик и стиснул зубы.
— Но что же дальше? — развела руками Ф.А., как самая заурядная пенсионерка.
— У меня подростковый возраст. Но он когда-нибудь закончится, — равнодушно изрек Олег и замолчал.
— Дело не в нем. Что-то творится с тобой. Вот английский завалил, — укоряюще покачала головкой Ф.А.
— Зато латынь выучил.
— Ты что, в медицинский собираешься? — нахмурила брови Ф.А.
— Ни за что! — фыркнул Олег.
— Тогда зачем тебе латынь?
— Интересно. Красивый язык,
— Зачем на каждом уроке истории споришь с учителем?
— Мне его трактовки исторических событий не нравятся. Слишком однозначные.
— А у тебя, видно, на всё свой взгляд. Свежий, заинтересованный…
— Конечно. Я как раз сейчас увлекаюсь альтернативной историей. Что было бы, если бы всё было не так…
— Ну ладно, спорить-то зачем?
— Чтоб скучно не было. Мне и всем остальным, кто на уроке засыпает.
— Допустим. — Ф.А. перевела дух. — Друзья-то у тебя хоть есть? А, спорщик?
— Мало, — ломанул воздух фразой Олег. По тут же просиял: — Зато настоящие!
Старушенция просияла в ответ и неожиданно решила закругляться. Сумочка, стиснутая в ее руках, облегченно вздохнула.
— Что ж… Мне пора.
Олег стряхнул со лба прядь волос и чуть глуховато и сдавленно проговорил:
— Бабушке… привет от меня передавайте.
— Обязательно.
— А что вы ей еще скажете? — осмелев, спросил он.
Ф.А., она же фея Файнале, для острастки протянув с ответом пару секунд, произнесла:
— Что у нее растет превосходный внук. И у него есть все шансы дорасти до бабушки.
Олег непроизвольно затаил дыхание, слушая эти слова.
— Вы с ней непременно встретитесь — лет через пятнадцать. Когда у тебя родится дочь.
Ф.А. потянулась и поцеловала Олега в его вспотевший лоб.
— Я не прощаюсь, но сейчас мне уже пора.
И исчезла, мазнув по лицу теплым ветерком.
А Олег почему-то почувствовал во рту горьковато-радостный вкус зеленого шоколада.
Год жизни
— И что вы мне скажете? — внешне бесстрастным голосом вопросил Марк.
Врач старательно увёл взгляд и забарабанил пальцами по столу.
Марк терпеливо ждал, пугаясь пустоты внутри себя. Казалось, все мысли боязливо сжались, а то и вовсе растворились, ничем не выдавая своего присутствия.
Врач поднял глаза и пытливо посмотрел на собеседника.
Сидящий напротив ни единым мускулом не выдал своих ощущений.
— Вы хотите это услышать?
— Если б не хотел, то не спрашивал бы, — терпеливо ответствовал Марк.
— Значит, так… Если брать в расчёт индивидуальные особенности организма…
— А если не брать? — вкрадчиво поторопил Марк.
— Но поймите, скорость проистекания процессов разнится от человека к человеку. Нельзя же усреднять.
— Так вы можете назвать мне конкретный срок? С точностью до дня? — насмешливо отозвался посетитель.
— Нет, конечно. Но…
— Вот и скажите просто.… Сколько?
Врач, ощутимо мучаясь, устало произнёс:
— Год. От силы — год. Может быть, меньше.
Взгляд Марка замер и стал словно бы незрячим. Губы шевельнулись и слова упали:
— Спасибо. До свиданья.
Запинаясь от двусмысленности, врач послушно повторил:
— До свиданья, — и когда уже посетитель вышел за двери кабинета, вытер испарину со лба.
Работа у него такая, а всё привыкнуть не может. И вряд ли привыкнет.
Марк, не замечая ничего вокруг, добрался до дома.
Эмоции исчезли, ощущения омертвели, чувства притупились.
Год…
В голове что-то звякнуло, словно сработала сигнализация.
Год жизни.
Уже другие ощущения. Просто год, абстрактный год, это всё равно что ничто. Год, прожитый тобой, запечатан сургучом воспоминаний.
Год жизни человека.
Ой, как много… Можно влюбиться, можно поссориться, можно жениться, можно увидеть своего новорожденного ребёнка, поймать его улыбку и почувствовать себя всецело счастливым!
Можно начать новое дело, а можно завершить старое, можно распрощаться с вредной привычкой, или же приобрести пару новых.
Можно, можно!.. Всё можно, был бы этот год.
А если он последний, то приобретает невиданную доселе ценность.
Марк присел на лавочку у дома, не испытывая желания запираться сейчас внутри квартиры.
Апрель на дворе, солнце заигрывает теплотой лучей, но от земли ещё тянет холодом.
Могильным холодом… Марк резко тряхнул головой, сбрасывая паутину тошнотворных размышлений и гадких ассоциаций.
У него есть целый год!
Год жизни, его собственной. Целый год, который надо прожить так, чтобы не было мучительно больно… Да, именно так, больно за бесцельно прожитое время. Чтобы не было…
Марк усмехнулся сам себе, вспоминая уместную цитату из Николая Островского.
Солнечные зайчики ошарашено запрыгали по поверхности весенней лужи, по-детски недоумевая от странности этих людей… То сидел с каменным лицом, то улыбается чему-то, и не спешит никуда. Ишь, развалился на скамейке!..
А Марк и вправду не спешил. Впервые за долгие годы.
Ведь у него был впереди ещё целый год! Или меньше…
Дерево, нависавшее ветвями над скамейкой, шевельнулось под порывом буйного ветра, смутно догадываясь, что всё преходяще.