Я уже слышал их хихиканье, пока они подходили ко мне. Сохраняя спокойствие, я попытался зажечь спичку. Мне оставалось только закрепить рычаги и исчезнуть как призрак. Но я упустил из виду одну мелочь. Это были отвратительного вида спички, которые зажигаются только о коробки.
Можете себе представить, куда подевалось мое спокойствие. Маленькие отвратительные хищники уже были рядом. Один коснулся меня. Я стал отбиваться от них рычагами в темноте, карабкаясь в седло машины. Меня схватила одна рука, потом другая. Тогда мне пришлось просто вырывать свои рычаги из их цепких пальцев, и в то же время на ощупь искать штифты, на которых они крепились. Один рычаг морлоки выбили из руки. Когда он выскользнул из пальцев, мне пришлось отбиваться от них головой, пока я в темноте искал рычаг. Я слышал хруст черепов морлоков. Думаю, эта последняя схватка была отчаяннее, чем битва в лесу.
Наконец последний рычаг был установлен на свое место. Облепившие меня руки соскользнули. Мрак вокруг меня исчез. Я оказался в том же туманном свете и шуме, который уже описывал в начале своего рассказа.
Я уже рассказывал о тех неприятных, даже болезненных ощущениях, что сопровождают путешествие во Времени. А на этот раз я к тому же неправильно уселся в седле, неудобно свесившись набок. Какое-то время я не обращал внимания на то, как раскачивается и вибрирует моя Машина Времени. Когда же я был в состоянии взглянуть на циферблаты, чтобы посмотреть, куда отправился, то снова был поражен. Циферблат отсчитывал дни, тысячи дней, миллионы и миллиарды дней. Оказывается, вместо заднего хода я установил рычаги таким образом, что машина помчалась вперед. Когда я взглянул на показатели, увидел, что стрелка, отмечающая тысячи дней, вертелась с быстротой секундной стрелки – я уносился в Будущее.
По мере моего движения вперед, все вокруг начало принимать какой-то необыкновенный вид… дрожащая серость становилась все темнее; потом – хотя я все еще летел с умопомрачительной скоростью – началась мерцающая смена ночи и дня, обычно указывавшая на не очень быстрое движение Машины. Это чередование становилось все медленнее и отчетливее. Сначала я очень удивился. День и ночь уже не так быстро сменяли друг друга. Солнце тоже постепенно замедляло свое движение по небу, пока наконец мне не стало казаться, что сутки тянутся целое столетие. В конце концов над землей повисли сумерки, которые лишь по временам прорывались ярким светом мчавшейся по темному небу кометы. Красная полоса над горизонтом исчезла; солнце больше не закатывалось, оно просто поднималось и опускалось на западе, становясь все более огромным и кровавым. Луна бесследно исчезла. Звезды, медленно описывавшие свои круговые орбиты, превратились из сплошных полосок света в отдельные, ползущие по небу точки. Наконец, незадолго до того, как я остановился, солнце, кровавое и огромное, неподвижно застыло над горизонтом; оно походило на огромный купол, горевший тусклым светом и на мгновения совершенно потухавший. Один раз оно запылало прежним своим ярким огнем, но быстро вновь приобрело угрюмо-красный цвет. Из того, что солнце перестало всходить и закатываться, я заключил, что периодическое торможение наконец завершилось. Земля перестала вращаться, она была обращена к Солнцу одной стороной, точно так же, как в наше время обращена к Земле Луна. Помня свое предыдущее стремительное падение, я с большой осторожностью принялся замедлять движение Машины. Стрелки стали крутиться все медленней и медленней, пока наконец та, что указывала тысячи дней, не замерла неподвижно, а та, что указывала дни, перестала казаться сплошным кругом. Я еще замедлил движение, и передо мной стали смутно вырисовываться очертания пустынного берега.
Я очень мягко остановился и, оставаясь в Машине Времени, огляделся. Небо больше не было голубым. На северо-востоке оно стало чернильно-черным, и из черноты ярко и уверенно сияли бледно-белые звезды. Над головой небо выглядело темно-красным и беззвездным, а к юго-востоку становилось все ярче до пурпурно алого, где, разделенный линией горизонта, застыл огромный красный диск солнца. Меня окружали темно-коричневые скалы, и поначалу из следов живой природы я разглядел только буйную зеленую растительность, которая покрывала каждый выступ их юго-восточных склонов. Она была такой же густой и зеленой, как лесной мох или лишайник, который можно увидеть в пещерах: растения, которые любят жизнь в вечных сумерках.