Об этом удивительном дне у меня сохранилось еще одно воспоминание, и именно им я и завершу это письмо. Два наших профессора, чей характер от полученных травм только ухудшился, вступили в гневную перепалку по поводу того, к какому роду относятся напавшие на нас рептилии – птеродактилей или диморфодонов. Старясь держаться подальше от их ссоры, я отошел в сторону и, закурив трубку, присел на ствол упавшего дерева. Ко мне подошел лорд Джон.
– Кстати, Мэлоун, – сказал он, – вы запомнили место, где сидели эти твари?
– Прекрасно запомнил.
– Это было похоже на место выхода вулканических газов, не так ли?
– Совершенно верно, – ответил я.
– А вы обратили внимание на почву?
– Камни.
– А вокруг воды – ну, там где рос камыш?
– Да, там была голубоватая земля. Вроде глины.
– Точно. Кратер вулкана, полный голубой глины.
– Ну и что из этого следует? – спросил я.
– Да так, ничего, – неопределенно буркнул лорд Джон и вновь направился туда, откуда слышался дуэт продолжавших свой горячий спор ученых мужей: высокий и скрипучий голос Саммерли, сменявшийся звучным басом Челленджера.
Я бы больше не вспомнил об этих странных вопросах лорда Джона, если бы той же ночью случайно не услышал, как он бормочет себе под нос:
– Голубая глина – глина в кратере вулкана! – Это было последнее, что я разобрал, прежде чем без сил провалиться в сон.
Лорд Джон Рокстон был прав, когда предположил, что укус атаковавших нас ужасных существ мог содержать какой-то особый токсин. На следующее утро после первого приключения на плато наши с Саммерли раны очень болели, и у нас поднялась температура; к тому же колено Челленджера так опухло, что он едва мог ходить. Поэтому мы весь день оставались в лагере. Лорд Джон занимался тем, что увеличивал высоту и толщину колючих стен, которые были нашей единственной защитой, а мы, как могли, помогали ему. Я хорошо помню, что весь день меня не оставляло чувство, что за нами пристально наблюдают, хоть я и не имел понятия, кто и откуда мог это делать.
Но ощущение было настолько сильным, что я сказал об этом профессору Челленджеру. Он объяснил все возбуждением моей нервной системы, связанным с высокой температурой. Однако я продолжал снова и снова оглядываться по сторонам, веря, что я должен там что-то заметить. Но взгляд мой неизменно наталкивался на переплетающиеся ветви нашей ограды и полумрак листвы нависавших над нами больших деревьев. И все же во мне продолжало расти чувство, что прямо у нас под боком кто-то враждебный постоянно следит за нами. Я вспомнил о суеверном страхе индейцев перед Курупури – грозном и вездесущем духе леса – и понял, каким образом его зловещее присутствие пугало тех, кто отваживался вторгнуться в самые отдаленные и неприкосновенные уголки его владений.
В ту ночь (нашу третью ночь на Земле Мейпла Уайта) произошел случай, который очень напугал нас и заставил в полной мере оценить работу лорда Джона, отдавшего столько сил, чтобы сделать наше убежище неприступным. Мы все спали вокруг затухающего костра, когда нас разбудили – я бы даже сказал, заставили подскочить – самые жуткие крики и вопли, какие мне только приходилось слышать. Я не знаю другого такого звука, с которым можно было бы сравнить весь этот гвалт, исходивший, похоже, из какого-то места в нескольких сотнях ярдов от нашего лагеря. Звук резал ухо, словно гудок паровоза; но в отличие от чистого, механического, резкого гудка, то что мы услышали, было намного глубже по звучанию и вибрировало крайним напряжением ужаса и агонии. Чтобы не слышать этих леденящих душу воплей, мы зажимали уши руками. Тело мое покрылось холодным потом, а сердце болезненно заныло перед лицом отчаянного страдания. Казалось, что в этом страшном крике сконцентрировались вся скорбь жизненных мук, все бесчисленные печали. А затем на фоне этого пронзительного звенящего вопля раздался прерывистый, низкий глухой смех, рычание, гортанный булькающий звук радости, словно гротескный аккомпанемент визга, с которым он смешивался. Три или четыре минуты, которые продолжался этот страшный дуэт, в листве беспокойно перелетали с ветки на ветку испуганные птицы. Затем все умолкло так же неожиданно, как и началось.
Мы еще долго продолжали молча сидеть в зловещей тишине. Затем лорд Джон подбросил хвороста в огонь, и красные языки пламени осветили серьезные лица моих товарищей и тяжелые ветви деревьев у нас над головами.
– Что это было? – прошептал я.
– Об этом мы узнаем утром, – ответил лорд Джон. – Это было недалеко от нас, не дальше той поляны.
– Мы с вами только что имели удовольствие случайно стать свидетелями звуков доисторической трагедии, своего рода драмы, разыгравшейся в тростнике на болотах юрского периода: большой ящер настиг маленького, – сказал Челленджер с такой торжественностью, какой я за ним еще не наблюдал. – Конечно, человеку повезло, что он появился на более поздней стадии эволюции. В давние времена существовали такие силы, перед которыми не устояли бы никакие механизмы и никакая смелость. Каким бы образом смогли помочь нашим предкам праща, дротик или стрелы против той мощи, которая нашла себе выход сегодня ночью? Даже если бы у первобытного человека имелось современное ружье, преимущества были бы на стороне чудовища.
– Ну, думаю, что я бы все-таки поставил на моего маленького друга, – сказал лорд Джон, нежно поглаживая свой штуцер-экспресс. – Но этот зверь точно был бы достойным противником.
Саммерли настороженно поднял руку.
– Тссс! – воскликнул он. – Я определенно что-то слышал.
В полной тишине явно различались глухие периодичные удары. Это были шаги какого-то животного – ритм мягких, но тяжелых лап, которые осторожно опускались на землю. Кто-то медленно обошел вокруг нашего лагеря и остановился напротив ворот. Нам было слышно свистящее дыхание неизвестного существа. От ужасов этой ночи нас отделяла только ненадежная ограда из кустарника. Все мы схватили ружья, а лорд Джон вытащил небольшой кустик, чтобы сделать для себя амбразуру.
– Боже милостивый! – прошептал он. – Кажется, я его вижу!
Я подошел к нему и заглянул через плечо лорда Джона в образовавшийся проем. Да, я тоже видел его. В тени дерева стояла еще более темная тень – черная, неясная, размытая; согнувшаяся фигура, от которой исходила жестокая энергия и смертельная опасность. Зверь был не больше лошади, но, судя по едва различимому контуру, тяжелый и сильный. Шипящее глубокое дыхание было ритмичным и глухим, как выхлоп мощного двигателя. Один раз, когда животное пошевелилось, мне показалось, что я увидел блеск двух страшных зеленых глаз. Послышался тревожный шорох, как будто оно начало осторожно красться вперед.
– Мне кажется, оно готовится к прыжку! – сказал я, вскидывая ружье.
– Не стрелять! Не стрелять! – прошептал лорд Джон. – В ночной тишине звук выстрела будет слышен на многие мили. Оставим это, как наш последний козырь.
– Если оно переберется через изгородь, мы пропали, – сказал Саммерли, и голос его дрогнул от нервного смеха.
– Нет, оно не должно попасть сюда, – крикнул лорд Джон, – но не стреляйте до последнего момента! Возможно, я смогу справиться с ним. По крайней мере попробую.
Это был самый смелый мужской поступок, какой мне приходилось видеть в моей жизни. Лорд Джон подошел к костру, взял из него горящую ветку и быстро проскользнул с ней в проем, который мы проделали в наших воротах. Зверь с жутким рычанием двинулся вперед. Лорд Джон, не раздумывая, легкими и быстрыми шагами подбежал к нему и сунул горящую палку прямо ему в морду. На мгновение я увидел ужасную маску, напоминавшую гигантскую жабу: бородавчатая, покрытая чешуей кожа и раскрытая пасть, вымазанная свежей кровью. Затем раздался треск ломающегося кустарника, и наш непрошеный гость скрылся.
– Я знал, что огонь ему не понравится, – смеясь, сказал лорд Джон, вернувшись к нам и бросив свою ветку обратно в костер.
– Вы не должны были так рисковать! – в один голос воскликнули мы.
– Больше ничего не оставалось. Если бы оно оказалось среди нас, мы, стараясь попасть в него, перестреляли бы друг друга. С другой стороны, если бы мы стреляли в него через изгородь и ранили его, оно бы просто свалилось на нас – не говоря уже о том, что мы бы выдали себя. В общем, я считаю, что мы счастливо отделались. Кстати, кто же это такой?