– Это горючий газ, причем существенно более легкий, чем атмосферный воздух. Могу сказать, что в нем, без всяких сомнений, содержится значительная часть свободного водорода. Возможности Джорджа Эдварда Челленджера далеко не исчерпаны, мой юный друг. Может быть, я еще покажу вам, как великие умы подчиняют Природу для своего блага. – Его буквально распирало от какой-то возникшей у него тайной идеи, но больше он ничего так и не сказал.
Все, что мы видели на берегу, не шло ни в какое сравнение с великолепием раскинувшейся перед нами водной глади. Большое количество людей и производимый нами шум распугали все живое поблизости, и, если не считать нескольких птеродактилей, круживших высоко у нас над головами в поисках падали, вокруг лагеря все было тихо. Чего нельзя сказать о розоватых водах центрального озера. В них бурлила и вздымалась своя, необычная жизнь. На поверхность то и дело выскакивали большие серовато-коричневые спины с высокими зазубренными плавниками и снова исчезали в глубине. Вдали на песчаных отмелях мы видели неуклюжие ползающие фигуры – гигантских черепах, странных ящеров и еще какое-то большое плоское животное, напоминающее извивающийся, трепещущий ковер из черной жирной кожи. Оно медленно двигалось в сторону озера. Кое-где высоко из воды высовывались змеевидные головы; быстро прорезая поверхность, они скользили в небольшом воротнике из пены, оставляя за собой длинный бурлящий след, и грациозно, словно лебеди, то поднимали, то опускали на ходу изящные шеи. Это продолжалось до тех пор, пока одно из этих созданий, извиваясь, не выползло на песок в нескольких сотнях ярдов от нас, обнажив бочкообразное тело и огромные плавники позади змеиной шеи, после чего Челленджер и присоединившийся к нам Саммерли в один голос принялись удивляться и восхищаться им.
– Плезиозавр! Пресноводный плезиозавр! – кричал Саммерли. – Ради того, чтобы увидеть такое, стоило прожить жизнь! Мы с вами, мой дорогой Челленджер, отмечены Божьим благословением, как никто из всех зоологов с начала времен!
Только с наступлением ночи, когда повсюду в лагере разгорелись костры наших туземных союзников, нам удалось оттащить от воды ученых мужей, очарованных первобытным озером. Даже в темноте, лежа на берегу, мы время от времени слышали фырканье и плеск живущих здесь громадных животных.
С первыми лучами солнца наш лагерь был уже на ногах, а еще через час мы выступили в незабываемый поход. Раньше я часто мечтал стать военным корреспондентом. Но даже в самом диком из своих снов я не мог представить себе характер военной кампании, о которой мне суждено было написать! Вот мое первое донесение с поля битвы.
За ночь наши силы пополнились новым отрядом туземцев, прибывшим из пещер, и, когда мы выступили, среди нас насчитывалось уже примерно четыре или пять сотен сильных мужчин. Вперед были высланы разведчики, вслед за которыми единой колонной двинулись главные силы; пройдя по склону, поросшему кустарником, они вышли к краю леса. Здесь индейцы с луками и копьями растянулись в длинную смешанную линию. Рокстон и Саммерли заняли позиции на правом фланге, а мы с Челленджером отправились на левый. Вооруженные по последнему слову военной техники из лучших ружейных магазинов с Сент-Джеймс-стрит и Стрэнда, мы сопровождали в бой толпу воинов из каменного века.
Долго ждать появления врага нам не пришлось. Со стороны леса раздался дикий пронзительный крик, и внезапно толпа людей-обезьян с дубинками и камнями в руках ринулась в центр шеренги индейцев. Это был отважный бросок, но довольно глупый и опрометчивый, поскольку эти большие кривоногие существа двигались медленно, а их соперники были ловкими, словно кошки. Страшные на вид, свирепые полузвери, с пеной на губах и горящими глазами, задыхающиеся на бегу, никак не могли добраться до своих юрких врагов, тогда как стрелы одна за другой попадали в обезьян без промаха. Мимо меня, ревя от боли, пробежала громадная обезьяна, из груди и боков которой торчала дюжина дротиков. Из сострадания я прострелил ей голову, и обезьяна рухнула на землю среди листьев алоэ. Но это был единственный прозвучавший выстрел, потому что атака была направлена в центр наших рядов и индейцам не требовалась помощь в ее отражении. Не думаю, что из тех людей-обезьян, которые выскочили на открытую местность, хотя бы одной удалось вернуться в свое укрытие.
Но среди деревьев ситуация стала гораздо более опасной. В течение примерно часа после того как мы вошли в лес, там шел отчаянный бой, в котором временами нам приходилось очень тяжело. Неожиданно выскакивая из подлеска, обезьяны с огромными дубинами набрасывались на индейцев и часто успевали свалить троих или четверых, прежде чем удавалось достать их копьями. Ужасные удары людей-обезьян сокрушали все на своем пути. Один из таких ударов разнес в щепки ружье Саммерли, а следующий наверняка размозжил бы ему череп, если бы какой-то индеец не поразил врага в самое сердце. Другие обезьяны, сидевшие на деревьях, швыряли в нас камни и сучья, а иногда спрыгивали вниз и яростно сражались с нашими воинами, пока не падали замертво. Однажды наши союзники дрогнули под напором противника и, если бы не огонь наших ружей, несомненно, бросились бы бежать. Но старому вождю удалось умело сплотить ряды своих воинов, и те ответили таким ударом, что теперь уже люди-обезьяны начали отступать. Саммерли был безоружен, но я стрелял так быстро, как только мог, а с противоположного фланга слышалась частая пальба Челленджера и лорда Джона.
А затем наступил момент, когда противника охватила паника, которая привела его к поражению. С воплями и воем эти мощные существа бросились врассыпную через кустарник, тогда как наши союзники с победными криками преследовали бегущего врага. В тот день на поле битвы выплеснулась вся бесконечная вражда многих поколений, вся ненависть и жестокость, все воспоминания об издевательствах и травле. В конце концов человек все-таки восторжествовал, а полузверь навсегда вернулся на место, отведенное ему историей. Беглецы двигались слишком медленно, чтобы скрыться от ловких туземцев, и из разных концов густого леса мы то и дело слышали торжествующие крики, звон тетивы луков, треск веток и глухие удары о землю, когда обезьяны падали из своих укрытий на деревьях.
Я преследовал оставшихся обезьян, когда к нам вышли лорд Джон и Челленджер.
– Все кончено, – сказал лорд Джон. – Думаю, индейцы сами приведут здесь все в порядок. Вероятно, чем меньше мы увидим, тем спокойней будем спать по ночам.
В глазах у Челленджера горел азарт убийства.
– Мы получили привилегию, – воскликнул он, выступая важно, словно бойцовский петух, – присутствовать на одном из типичных решающих сражений в истории – сражений, определивших судьбу будущего мира! Что, друзья мои, означает завоевание одной нации другой нацией? Это бессмыслица. Любой исход приводит к одному и тому же результату. Но вот такие отчаянные битвы, когда на заре человечества жителям пещер удавалось одолеть тигров, или когда слоны впервые понимали, что у них есть властелин, – вот это и есть настоящие завоевания, победы, которые стоят затраченных усилий. В результате странного поворота судьбы мы стали свидетелями такого противостояния и помогли решить его исход. Отныне будущее на этом плато должно принадлежать человеку.
В конечном счете, чтобы оправдать такие жестокие средства, требовалась твердая вера в свою правоту. Продвигаясь вместе через лес, мы наталкивались на многочисленные тела людей-обезьян, пронзенные копьями или стрелами. Кое-где небольшие группки убитых индейцев отмечали места, где кто-то из обезьян сворачивал к опушке, чтобы здесь расстаться со своей жизнью. Впереди мы постоянно слышали визг и рев, указывавшие нам направление, в котором велось преследование. Обезьян гнали к их городу. Там они приняли последний бой, но снова потерпели поражение, и мы стали свидетелями страшной развязки. Последних оставшихся в живых восемьдесят или сто самцов индейцы оттеснили на небольшую поляну, которая выходила к краю скалы и где всего два дня назад нам пришлось сражаться. Когда мы появились там, индейцы сомкнулись вокруг обезьян полукругом, и через минуту все было кончено. Тридцать или сорок обезьян были убиты на месте. Остальных, визжащих и царапающихся, сбросили в пропасть, и они, повторив путь своих пленников, упали с высоты шестиста футов на острые стебли бамбука. Все произошло, как и говорил Челленджер: на Земле Мейпла Уайта навеки установилась власть человека. Город обезьян разрушили, самцов истребили, самок и детенышей угнали в рабство, и длившаяся долгие века вражда подошла к своему кровавому завершению.