– Как бы не так! – воскликнул Билл. – Попробуйте еще раз. Во-первых, что я делаю на корабле?
– Вы здесь на случай, если испортятся машины?
– А вот и нет! Какие машины! Машина «Стратфорда» на попечении Мак-Ларена, шотландского механика. Нет, сэр, не для того мерибанкские ребята послали сюда своего лучшего мастера, чтобы он чинил дурацкие керосинки. Недаром же мне отстегивают полсотни долларов в неделю. Топайте за мной, я покажу вам кое-что.
Билл вытащил из кармана ключ, отпер дверь в глубине лаборатории и повел меня по узкому трапу в трюм. Там было почти пусто; только четыре объемных металлических предмета тускло поблескивали сквозь завитки соломы в массивных деревянных ящиках. Это были гладкие стальные плиты, снабженные по краям болтами и заклепками. Каждая плита была размером примерно в десять квадратных футов и толщиной дюйма в полтора, с круглым отверстием посередине, дюймов восемнадцати в диаметре.
– Что за чертовщина? – спросил я.
Необычное лицо Билла Сканлэна (физиономия Билла представляет собой нечто среднее между лицом водевильного комика и циркового борца) расплылось в улыбке.
– Это моя малышка, сэр, – произнес Билл. – Вот поэтому, мистер Хедли, я здесь и нахожусь. К этой штуке прилагается такое же стальное дно. Оно вон в том ящике. Кроме того, крышка в виде купола и большое кольцо то ли для каната, то ли для цепи. А теперь гляньте на днище.
Под нашими ногами находилась квадратная деревянная платформа. Болты по углам показывали, что платформу можно отсоединить.
– У судна двойное дно, – продолжил рассказ Сканлэн. – Профессор, кажется, окончательно спятил, или же он умнее, чем мы предполагаем. Насколько я понял, он собирается построить нечто похожее на стальной колокол и опустить его в воду, убрав предварительно днище корабля. Мощный прожектор позволит разглядеть, что происходит вокруг.
– Если это так, то было бы проще сделать у судна прозрачное дно, – возразил я.
– Вы это верно подметили, – пробормотал Билл и почесал затылок. – Никак не получается разгадать, что к чему. Наверняка я знаю лишь одно: мне предписано выполнять все приказы профессора и по мере сил помогать собирать эту дурацкую штуковину. Он до сих пор молчит как рыба. Я тоже молчу, но приглядываюсь и принюхиваюсь. Еще немного, и я сам все пойму.
Так я впервые соприкоснулся с тайной путешествия. Плохая погода внесла корректировку в наши планы. Мы остановились к северо-западу от мыса Юби и стали производить глубоководное траление, заодно измеряя температуру воды на разных участках и исследуя пробы на состав соли. Траление петерсоновским тралом – занятие увлекательное. Трал двадцати футов в ширину загребает все, что встречается на пути. С глубины в четверть мили он приносит одни породы рыб, а с глубины в полмили – совсем другие. В разных слоях океана, как на разных континентах, свои обитатели. Иногда с самого дна мы вытаскивали полтонны чистейшей розоватой слизи, являющейся сырым материалом, основой будущей жизни. Иногда в наши сети попадала вязкая тина, которая под микроскопом распадалась на миллионы тончайших круглых и прямоугольных частиц, разделенных между собой прослойками аморфной грязи. Я не стану утомлять тебя перечислением бротулид и макрурид, асцидий и голотурий, полипов и иглокожих. Ты ведь и так знаешь, что дары океана неистощимы. Мы усердно собирали богатый урожай. Но я никак не мог избавиться от ощущения, что не за этим привез нас сюда Маракот, что в его узком сухом черепе египетской мумии скрываются совершенно другие планы. Казалось, что это всего лишь репетиция, проба людей и механизмов, вслед за которой предстоит настоящее дело…
Я дописал письмо до этого места и отправился прогуляться по берегу в последний раз. Завтра рано утром нам предстоит сняться с якоря и продолжить путешествие. Мое появление на пристани оказалось как нельзя кстати. На пирсе у корабля разгорелась нешуточная потасовка. Профессор Маракот и Билл Сканлэн оказались в самом центре скандала. Билл по натуре драчун и задира, никогда не прочь пустить в ход кулаки. Но сейчас, когда вокруг столпилось с полдюжины угрюмых даго, обвешанных ножами с ног до головы, ситуация становилась угрожающей. Было самое время вмешаться. Выяснилось, что доктор Маракот нанял одну из странных колымаг, которые здесь называют «кебом», и успел объехать пол-острова, изучая его геологическое строение. Профессор совершенно забыл о том, что не захватил с собой ни гроша. Когда пришло время платить, он никак не мог растолковать местным простофилям, что забыл деньги на корабле. Разъяренный возница попытался отнять у профессора часы в качестве оплаты. Билл Сканлэн немедленно вступился за босса. Не миновать бы им обоим ножа в спину, если бы я все не уладил. Извозчик получил доллар, а парень с подбитым глазом пять долларов в качестве компенсации морального ущерба. На этот раз все закончилось благополучно. Маракот впервые обнаружил человеческую сущность. Когда мы поднялись на борт, он пригласил меня в свою маленькую каюту и от души поблагодарил.
– Кстати, мистер Хедли, – сказал он. – Вы, кажется, не женаты?
– Нет, – ответил я, – не женат.
– И у вас нет никого на попечении?
– Нет.
– Отлично, – сказал профессор. – Я не познакомил вас с целью экспедиции лишь потому, что имел на это свои соображения. Более всего я опасался, что кто-то опередит меня. Если намерения ученого становятся известны, его подстерегает риск повторить судьбу несчастного Роберта Скотта. Хранил бы Скотт свои планы в секрете, именно он, а не Амундсен достиг бы Южного полюса первым. Мои цели не менее амбициозны, чем открытие Южного полюса. Поэтому мне приходилось хранить молчание. Но сейчас, в преддверии великого открытия, ни один соперник не успеет украсть мои планы. Завтра мы сделаем первый шаг к истинной цели.
– Что это за цель? – спросил я.
Профессор наклонился вперед, его аскетическое лицо загорелось энтузиазмом фанатика.
– Наша цель, – прошептал он, – дно Атлантического океана.
На этом месте я вынужден прерваться. Думаю, что у тебя, как и у меня, перехватило дыхание. Будь я писателем, наверняка закончил бы свой рассказ на этом месте. Но так как я всего лишь летописец, могу добавить, что я пробыл еще час в каюте старика Маракота и узнал немало интересного. Постараюсь сообщить о подробностях нашего разговора, пока последняя шлюпка не отчалила к берегу.
– Да, молодой человек, – сказал Маракот. – Сейчас вы можете писать обо всем. К тому времени, когда ваше письмо достигнет Англии, мы успеем произвести погружение.
Профессор довольно захихикал своим мыслям.
– Да, молодой человек, слово «погружение» наиболее точно отражает то, что нам предстоит. Погружение, которое войдет в анналы науки. Хочу заявить со всей смелостью, что современная доктрина об экстремальном давлении в подводных глубинах абсолютно не соответствует действительности. Вне всякого сомнения, целый ряд факторов нейтрализует воздействие давления на организм. Я пока еще не готов назвать эти факторы. Это одна из проблем, которую нам предстоит решить. Позвольте задать вопрос: какое давление вы ожидаете встретить на глубине одной мили? – Глаза профессора блеснули под стеклами массивных очков в роговой оправе.
– Не менее тонны на квадратный дюйм, – ответил я. – Это совершенно очевидно.
– Перед первопроходцами всегда стояла задача опровергать то, что когда-то казалось очевидным. Подумайте сами, молодой человек. Последний месяц вы провели, изучая наиболее деликатные формы жизни. Вам с трудом удавалось переместить хрупкие существа из сети в контейнер, так чтобы не повредить нежную оболочку. Неужели вы считаете, что подобные создания способны выдержать экстремальное давление?
– Давление, – ответил я, – уравновешивает себя. Давление снаружи равно давлению изнутри.
– Слова, пустые слова и ничего больше! – воскликнул профессор и нетерпеливо тряхнул головой. – Давеча вы выловили круглую рыбу. Почему давление воды не сплющило ее в лепешку? А распорные доски трапа, почему их не сжимает сила воды?
– Но опыт ныряльщиков…