Не могу рассказать вам всего, что произошло со мной за этот долгий день. Для этого потребуется сильно напрячь память, чтобы вспомнить по порядку все мои исследования. Помню длинную галерею с заржавевшим оружием и свои размышления: не выбрать ли мне топор или саблю вместо моего железного рычага? Но я не мог унести то и другое, а железный лом был более пригоден для атаки на бронзовые двери. Я видел множество ружей, пистолетов и винтовок. Почти все они были совершенно изъедены ржавчиной, хотя некоторые, сделанные из какого-то неизвестного металла, прекрасно сохранились. Но патроны и порох давно уже рассыпались в пыль. Один угол галереи обгорел и был совершенно разрушен; вероятно, это произошло вследствие взрыва патронов. В другом месте оказалась большая коллекция идолов: полинезийских, мексиканских, греческих, финикийских, – собранных со всех концов земли. И тут, уступая непреодолимому желанию, я написал свое имя на носу каменного урода из Южной Америки, особенно меня поразившего.
С наступлением вечера мой интерес угас. Одну за другой проходил я галереи, пыльные, безмолвные, часто разрушенные, все содержимое которых представляло собой по временам груды ржавчины и обуглившихся обломков. В одном месте я неожиданно наткнулся на модель рудника, а затем, также совершенно случайно, нашел в плотно закупоренной витрине два динамитных патрона! Я радостно воскликнул «Эврика!» и разбил витрину. Но вдруг сомнения одолели меня. Я колебался. Затем, выбрав маленькую боковую галерею, я провел опыт. Никогда прежде я не чувствовал такого разочарования, как в те пять, десять, пятнадцать минут, что я простоял в ожидании взрыва, которого так и не произошло. Без сомнения, это были модели, я мог бы догадаться об этом уже по их виду. Уверен, что иначе я тотчас же кинулся бы к Белому Сфинксу и отправил бы его одним взрывом в небытие вместе с его бронзовыми дверями и (как оказалось впоследствии) уже никогда не получил бы обратно Машину Времени.
После этого мы вышли в небольшой открытый дворик внутри главного здания. На зеленом газоне росли три фруктовых дерева. Так что мы отдохнули и подкрепились. Приближался закат, и я стал обдумывать наше положение. Ночь уже надвигалась, а безопасное убежище все еще не было найдено. Однако теперь это меня мало тревожило. В моих руках была лучшая защита от морлоков: спички! А на случай, если бы понадобился яркий свет, у меня в кармане была камфора. Самое лучшее, казалось мне, – провести ночь на открытом месте под защитой костра. А наутро я хотел приняться за розыски Машины Времени. Единственным средством для этого был железный лом. Но теперь, лучше зная, что к чему, я совершенно иначе относился к бронзовым дверям. Ведь до сих пор я не хотел их ломать, не зная, что находилось по другую их сторону. Однако они никогда не казались мне очень прочными, и теперь я надеялся, что легко взломаю их своим рычагом.
Мы вышли из Зеленого Дворца, когда солнце еще не скрылось за горизонтом. Я был полон решимости на следующий день рано утром добраться до Белого Сфинкса, а нынче в сумерках моим намерением было пробраться через лес, который задержал нас в начале путешествия. Я подумал, что мы сможем этим вечером пройти как можно больше, а потом развести костер и лечь спать под защитой огня. Дорогой я собирал сучья и сухую траву и скоро набрал целую охапку. С этим грузом мы подвигались вперед медленнее, чем я предполагал, и к тому же Уина очень устала. Мне тоже ужасно хотелось спать. Когда мы дошли до леса, наступила полная темнота. Из страха перед ней Уина хотела остаться на склоне холма перед опушкой, но чувство опасности толкало меня вперед, вместо того чтобы образумить и остановить. Я не спал всю ночь и два дня находился в лихорадочном, раздраженном состоянии. Я чувствовал, как ко мне подкрадывается сон, а вместе с ним и морлоки.
Пока мы пребывали в нерешительности, я разглядел на фоне черных кустов позади нас три крадущиеся фигуры. Нас окружали высокая трава и мелкий кустарник, так что они могли коварно подкрасться вплотную. Чтобы пересечь лес, надо было, по моим расчетам, пройти около мили. Мне казалось, что если бы нам удалось выйти на открытый склон, то мы нашли бы там безопасное место для отдыха. Спичками и камфорой я рассчитывал освещать дорогу. Но, чтобы зажигать спички, я, очевидно, должен был бросить сучья, набранные для костра. Волей-неволей мне пришлось это сделать. И тут у меня возникла мысль, что я могу позабавить наших друзей, если подожгу кучу хвороста. Впоследствии я понял, какое это было безумие, но тогда такой маневр показался мне отличным прикрытием нашего отступления.
Не знаю, задумывались ли вы когда-либо над тем, какая редкая вещь пламя в умеренном климате, где нет человека. Солнечный жар, даже когда он сосредоточен на капельках росы, как порой бывает в тропических районах, редко бывает достаточно сильным, чтобы зажечь какое-нибудь дерево. Молния разит и испепеляет, но это редко приводит к широкомасштабным пожарам. Перегнивающая растительность иногда тлеет от тепла в процессе брожения, но воспламеняется ничуть не чаще. В этот же период упадка знаний само искусство добывания огня было забыто. Красные языки, которые принялись лизать мою кучу хвороста, были совершенно новым и незнакомым явлением для Уины.
Она хотела подбежать и поиграть с ним. Я верю, что она даже ступила бы в огонь, не удержи я ее. Я схватил ее и, несмотря на сопротивление, смело увлек за собой в лес. Еще некоторое время свет от костра освещал нам путь. Потом, оглянувшись назад, я увидел сквозь частые стволы деревьев, как занялись ближние кустарники и пламя, змеясь, поползло вверх на холм. Я засмеялся и снова повернулся к темным деревьям. Там царил полнейший мрак; Уина судорожно прижималась ко мне, но мои глаза быстро освоились с темнотой, и я достаточно хорошо видел, чтобы не натыкаться на стволы. Над головой было черным-черно, и только кое-где сиял клочок неба. Я не зажигал спичек, потому что руки мои были заняты. На левой руке сидела малышка Уина, а в правой я держал свой лом.
Некоторое время я ничего не слышал, кроме потрескивания веток под ногами, слабого шелеста ветра в вышине, своего дыхания и стука крови в ушах. Вдруг мне показалось, что я слышу позади топот. Я отогнал наваждение. Затем я услышал позади топот, но упорно продолжал идти вперед. Топот становился все громче, и вместе с ним долетали странные звуки и голоса, которые я уже слышал в Подземном Мире. Очевидно, за нами гнались морлоки; они настигали нас. Действительно, в следующее же мгновение я почувствовал, как кто-то дернул меня за одежду, а потом за руку. Уина задрожала и притихла.
Время пришло зажечь спичку. Но чтобы достать их, я должен был положить Уину на землю. Я так и сделал, но пока я возился с карманом, у моих ног началась возня. Уина молчала, и только морлоки что-то бормотали. Чьи-то маленькие мягкие руки скользнули по моей спине и даже прикоснулись к шее. Спичка чиркнула и зашипела. Я подождал, пока она не разгорелась, и тогда увидел белые спины убегавших в чащу морлоков. Поспешно вынув из кармана кусок камфоры, я приготовился его зажечь, как только начнет гаснуть спичка. Я взглянул на Уину. Она лежала ничком, обхватив мои колени, совершенно неподвижная. Со страхом я наклонился над ней. Казалось, она едва дышала. Я зажег кусок камфоры и бросил его на землю; расколовшись, он ярко запылал, отгоняя от нас морлоков и ночные тени. Я встал на колени и поднял Уину. В лесу, позади нас, слышался шум и бормотание огромной стаи.
Уина, казалось, потеряла сознание. Я аккуратно положил ее на плечо и поднялся, чтобы идти дальше, но следом пришло ужасное осознание. Пока я возился со спичками и Уиной, я несколько раз повернулся, и теперь я не имел ни малейшего представления, в каком направлении нам нужно идти. Может быть, я снова обращен в сторону Зеленого Дворца из зеленого фарфора. Меня бросило в холодный пот. Пришлось быстро соображать, что же делать дальше. Я решил развести костер и остаться там, где стоим. Положив все еще неподвижную Уину на мшистый пень, я принялся торопливо собирать сучья и листья, пока догорал кусок камфоры. Вокруг меня то тут, то там, подобно рубинам, светились в темноте глаза морлоков.