Они приняли неравный бой, но скоро поняли, что силы врага перевешивают, а собственные безвозвратно уходят.
— Забаррикадируемся в капитанской каюте! — Егорушка потянул домового за собой.
Друзья помчались, отбиваясь и отбрыкиваясь от настырных британцев. Дверь почему-то была очень похожа на входную дверь их квартиры. Каюта открылась, и на пороге появилась бабушка. Море пропало, вместо неба навис знакомый потолок. Исчез Гаврюша…
— Здравствуй, внучек! Чем занимаешься?
— Ой, привет, баб! У нас тут такое творится! Вся команда струсила и попряталась, только мы с Гаврюшей бились как настоящие герои!
— Что ты ел? — строго спросила Светлана Васильевна. — Чем кормила тебя моя дочь? Кашей, надеюсь?
Приезд бабушки Вал Валыч называл прокурорской проверкой. Егорушка не знал, что это такое, но чувствовал, как папа при этом робеет и сжимается.
Бабуля быстро повесила пальто, переобулась и уверенно взялась за своё хозяйское дело, больше не задавая вопросов. Вымыв руки, мамина мама унесла на кухню огромный шуршащий пакет, из которого стало появляться то, что Егор очень любил: стопка ещё горячих блинов, термос с шиповником, банка ежевичного варенья, два пластиковых контейнера с первым и вторым блюдами и здоровущий кусок пирога с мясом.
Мальчик внимательно наблюдал за процессом извлечения продуктов, вспомнив, что сегодня он так и не успел позавтракать. Да и когда? На них же напали англичане! Он угнездился на стуле на коленках, опираясь о стол руками.
— Ну-ка, сядь нормально!
— Бабуля, покорми Гаврюшу тоже, пожалуйста! Он будил маму утром, но не добудился!
Бабушка разгладила пакет.
— Это что за Гаврюша такой маме спать не даёт? Я ничего не пропустила?
— Бабуля, ты столько всего пропустила! — Мальчик вцепился в пирог, прожевал большой кусок и продолжил: — Во-первых, он ужасно старый, зовут его Гаврила Кузьмич, но я должен называть его Гаврюшей, а то он обижается.
— Старый, говоришь? — Взгляд у бабули тоже сразу как-то постарел. — И давно живёт у вас этот… Кузьмич?
— Давно, только он раньше прятался, а сегодня слопал мой завтрак и попался!
— Завтрак твой слопал?! — Светлана Васильевна опять превратилась в само внимание. — А потом что?
— Показал мне свои наряды…
— Что?!!
— Пиратский ему в самый раз. — Егор отхлебнул отвара шиповника, налитый из термоса, и ободряюще погладил окосевшую бабулю по пухлой руке. — Расслабься, он добрый, говорит, что тебя ещё в пелёнках видел.
От таких откровений бабушка чуть со стула не упала.
— Да что ж это такое творится без моего ведома?! — не удержалась она, краснея от ярости. — А отец твой куда смотрит? Дал бы ему по морде разок, как мужик! Гаврила Кузьмич хренов!!! Да как таких земля носит, в платье он при ребёнке переодевается?!
— Баб, успокойся! Папа просто ещё ничего не знает.
Светлана Васильевна нервно пригладила свои негустые крашеные волосы. Руки её дрожали, а губы кривились в безмолвных проклятиях. Маленький Егор впервые видел столько противоречивых эмоций в одном взгляде…
— Папа не верит в Гаврюшу, хотя я всем говорил.
— Да этот твой папа-шляпа, — бабушка готова была заплакать, — сказала бы я ему… Ну ничего, я матери скажу… Где он?
— Папа?
— Да на что сдался мне твой папа?! Он что есть, что нет его. Кузьмич этот где?
— В квартире должен быть, но видят его только те, кто в него по-настоящему верит.
— Сектант, значит, — тихо сказала пожилая женщина и прижала внука к себе. — И давно они тебя голодом пытают, кровиночка моя?
Егор слышал, как стучит её большое сердце.
— Бабуль, Гаврюша — это обычный домовой.
Глава третья,
в которой Егор и Гаврюша беспокоятся о бабушке
За окном тянулась ночь, часы показывали двенадцать.
— Вы посмотрите, посмотрите! — Бабушка продемонстрировала экран тонометра сперва маме, затем папе. Все трое сидели в гостиной, двери с полупрозрачными стёклами были закрыты. — Сначала подскакивает выше некуда, теперь падает ниже низшего! Недолго мне осталось, ох недолго…
Александра Александровна заёрзала в кресле и нервно отвернулась.
— Мама! Я тебе сто раз уже предлагала вызвать «скорую»!
— Ах, оставь! — Светлана Васильевна подала запрещающий знак ладонью и откинулась на спинку захваченного ею дивана. — Всем известно, из больницы одна дорога — на кладбище.