Так же изменчиво его отношение к Лаша-Георгию. После Тамар на трон поднимается Лаша, и это событие, как начало царствования, летописец описывает так: «В то время веселился и радовался он. И повсеместно была радость и веселье». Но как только колесо судьбы завертелось вспять и на небосклоне Грузии появились первые тучи, летописец одну из причин «гнева господня» усмотрел в поведении главы государства и награждает «богом венчанного царя» жестокими эпитетами.
Наш летописец превыше всего ставит интересы родины и своего народа и если в причинах бед родного народа видит чью-нибудь вину, то осуждает и порицает виновника. В таких случаях не существует для него непогрешимого авторитета, ибо родина — превыше всего, выше самих царей, даже выше «слуг господних». Приговор летописца суров и беспристрастен, ибо в нем содержится и душевная боль, ибо он вынужден изобличать «помазанника божья». Летописцу тягостно рассказывать горькую правду: «Мне стыдно осмелиться говорить, но и не могу молчать, ибо сама обесчестила себя, восстановив против племянника своего», — пишет он по поводу зла, содеянного царицей Русудан в отношении Давида, сына Лаша. Он далее еще более заостряет эту мысль: «И здесь я вновь пожелал замолкнуть, ибо не подобает говорить о царях порочащее их». Ибо говорит Моисей, очевидец бога: «Правителя народа твоего не называй злым (не делай зла)». Но автор этих строк знает и то, что книга истории народа находится между содеявшими добро и зло и что потомки простят его за правду и беспристрастность, ибо «писать летопись — это говорить истину, а не вводить кого-нибудь в заблуждение». Жамтаагмцерели руководствуется таким подходом, когда несколькими меткими фразами намекает на явные пороки царского двора. В некоторых иностранных источниках (например, у Ибн-аль-Асира) о них сказано пространно и неприкрыто. Этот факт говорит о достоверности источника и национальном самолюбии автора. Грузинский летописец полностью разделяет историко-политическую концепцию летописцев монгольской эпохи: беззаботность правителей страны, их моральное падение, взаимное соперничество и вражда настолько ослабили могучее государство, что когда «господь в наказание за грехи и злодеяния» ниспослал монголов, то государство было бессильно противостоять им и отбросить их орды. Мол, если невозможность победы над монголами была заранее предопределена провидением, летописцу только остается почаще напоминать об этом «господнем промысле» и, отчаявшись, неоднократно повторять слова Экклезиаста: «Суета сует и всяческая суета». «И продлилось опустошение и уничтожение страны за безверие наше...» — повторяет наш летописец неоднократно высказанную им мысль.
Ему прекрасно известно, что это несчастье обрушилось не только на Грузию: «Но и Персию, Вавилон и Грецию постигло горькое пленение и безжалостная смерть... Не было никому пощады. Грады и веси, поля, леса, горы и овраги полны были мертвыми».
Летопись Жамтаагмцерели охватывает самый тяжкий период жизни Грузии и изобилует потрясающими картинами. Летописец нигде не старается смягчать факты. Наоборот, он обнажает истину и даже сгущает краски, чтобы сделать рассказ еще более впечатляющим и достойным размышлений. Таково подробное описание ужасов избиения младенцев на глазах матерей, беспощадного и хладнокровного уничтожения мирного населения страны. На страницах летописи жуткие описания не уступают картинам Апокалипсиса. Жестокий драматизм повествования соответствует событиям и отлично передает сущность и значение описываемых ужасов. Вековая история страны разворачивается в летописи как эпопея, в которой драматизм рассказа как в целом, так и в отдельных эпизодах является главным, определяющим признаком стиля автора, его искусства.
В повествовании Жамтаагмцерели мастерски сочетаются патетика и интонация безнадежности. Их полная согласованность создает ту своеобразность стиля, тот артистизм повествования, которые очаровывают читателя. Композиция произведения определяет его стиль. Перед летописцем стояла сложная задача: в ограниченной по объему одной книге передать события, разворачивающиеся в течение целого века, изложить явления, имеющие величайшее значение в жизни нации. Из великого множества событий он должен был отобрать самое существенное и значительное, самое главное. В отличие от историков, поведавших о Давиде или Тамар, он должен был рассказать о жизни многих венценосцев и изложить исполненную страданий и раздоров столетнюю историю родного народа. Эти сто лет включали жизнеописания нескольких поколений. И каких жизнеописаний! Это было время, когда жизнь и существование всего народа висели на волоске и постоянно находились под страхом уничтожения. Для художника такая эпоха была более привлекательной, чем уравновешенная, мирная жизнь государств, управляемых мудрыми венценосцами. Во времена единоправия самодержавных царей инициатива отдельных личностей подавлена, в государстве властвует одна воля, для выявления сильных характеров поле действия ограничено или вообще отсутствует. Во времена же ослабления или ликвидации центрального правления предоставляются широкие возможности для возвышения отдельных деятелей, и сильные личности именно в такую пору проявляют волю и характер.