Грузинский летописец объединил интересы художника и историка. Из огромного материала он отобрал только факты, имеющие решающее значение в жизни народа. Одновременно он удовлетворил и потребность читателя в высокохудожественном произведении. Другой автор, излагая столетнюю историю в книге столь ограниченного объема, встал бы перед опасностью схематизма. Но к чести Жамтаагмцерели надо сказать: с задачей краткого, сжатого изложения обширных событий он справился мастерски, схватывая самую сущность явлений. Казалось бы, в условиях такого ограниченного объема он не мог задерживать внимания читателя на подробностях, которые ярко живописуют природу героев, на своеобразии исторических героев и характере эпохи. Но, ограничивая себя скупым изложением второстепенных явлений и правильно подбирая основной материал, летописец достигает почти невозможного. Ему удается вдохнуть жизнь в героев рассказа, раскрыть их характеры. Он находит место и для повторного пространного изложения некоторых существенных соображений. В этом он походит на больших мастеров сонета, которые в жестких рамках этой формы, строго определяющей место каждого слова, умеют не только блистательно излагать мысль, но и посредством повтора некоторых слов добиваться еще большего подчеркивания этой мысли.
Жамтаагмцерели описывает столкновение войск Хулагу-хана с войсками брата Батыя—Берка (по ошибке он называет его сыном Батыя). Оказывается, в этом сражении Хулагу «поставил перед собой» Саргиса Джакели. Незадолго до начала войны Саргис вместе с Улу Давидом был вызван в Орду, где взял на себя ответственность за отступничество грузинского царя: «Царь невинен. Это по моей вине отступился он от вас». Предпринимая такой шаг, Джакели спасал царя. И если войско Берка не двинулось в поход и Хулагу-хан не поспешил выступить, самому Саргису грозила верная гибель. Каково же могло быть душевное состояние Саргиса Джакели, когда Хулагу-хан поставил его перед собой? Кто-нибудь другой не смог бы на его месте совладать с волнением, потерял бы душевное равновесие. Саргис же проявил поразительное хладнокровие и, сохранив спокойствие, нашел в себе силы для таких мелочей, которые для воина, находящегося в его положении, не могли иметь значения. «Было и такое: среди отрядов проскользнула лань, и закованный в латы Саргис Джакели убил ее. Продвинулись немного, и тот же Саргис стрелой поразил лису и, пройдя немного, убил зайца». Обреченный на смерть Саргис на глазах у разгневанного хана ведет себя так непринужденно, будто его ничего не тревожит, будто нет у него никаких забот.
У летописца, описывающего великое Шабуранское сражение, казалось бы, не должно было найтись места и времени для рассказа о лани, лисе и зайце, которых Саргис поразил своими стрелами. Но летописец — замечательный психолог. Он знает, что этот незначительный на первый взгляд эпизод решил судьбу Саргиса Джакели. Именно его душевное спокойствие, хладнокровие и сила воли восхитили Хулагу-хана. Если бы даже в ходе сражения Саргис и не спас его, все равно хан помиловал бы Джакели, оценив его достоинства.
Жамтаагмцерели не простой пересказчик происшедшего. Он пытается проникнуть в законы истории и разгадать побуждения людей, творящих ее. Он оголяет корни начал, присущих человеческой природе: эти начала одновременно существуют в человеке, и Жамтаагмцерели старается показать проявления добра и зла, возвышенных стремлений и низменных побуждений: Он не ограничивается сухим рассказом о действиях. Он старается истолковать, объяснить мотивы, движущие героями, передать их душевное волнение, а зачастую старается выявить и такие причины, которые даже сами герои повествования скрывают в глубине души. Жамтаагмцерели говорит о возможных причинах и высказывает по этому поводу свои соображения. Присущая Жамтаагмцерели психологическая глубина проникновения в душу человека зачастую достигает большой художественной силы. Он глубоко заглядывает в человеческую душу и в личных качествах того или иного персонажа разглядывает общечеловеческое.