Эта группа превратилась в Mothers Of Invention?
Это была просто школьная группа. После того, как я ушёл из школы и переехал, я играл с другими людьми, например, некоторое время c Джо Перрино и Mellotones. За вечер нам разрешали сыграть один номер в стиле твист. Остальное - Happy Birthday, Anniversary Waltz и прочие стандарты. На мне был смокинг, играть аккордный «ритм» было скучно. Меня от этого затошнило, я засунул гитару в чехол и на восемь месяцев положил её под диван. Потом я устроился на работу - разрабатывать оформление поздравительных открыток, а для развлечения писал камерную музыку. Потом познакомился со знакомыми парня по имени Пол Бафф - у него была своя студия. Там я начал кое-что делать и познакомился с Рэем Коллинзом - по выходным он выступал в группе The Soul Giants. Как-то раз он подрался с их гитаристом, им срочно нужна была замена, и он позвал меня. Я этим очень увлёкся и понял, как трудно руководить группой, особенно если ты пытаешься создать нестандартное музыкальное представление, не имея денег. Ты пытаешься убедить музыканта, что это стоящее дело, но в глубине души каждый рок-музыкант считает, что он должен быть четвёртым участником Cream или восемнадцатым битлом. Но всё равно эта группа людей стала Матерями.
И почему она так назвалась?
Не знаю. Мы выбрали название в День матери.
Как Вы считаете - это были «старые добрые дни»?
Я считаю, что старые дни. Но нам было весело.
Какова тогда была музыкальная сцена?
Довольно чудная. Это было время всех этих групп 60-х -Jefferson Airplane, Пол Баттерфилд, Джонни Риверс. В 1966 году в Филлмор-Весте мы открывали выступления Ленни Брюса. Я попросил его расписаться на моей призывной карточке, но он отказался.
Это тогда Вы столкнулись с Джоном Уэйном?
Да. Он пришёл на один из концертов очень пьяный. Он увидел меня, схватил меня за руку и сказал: «Я видел тебя в Египте, ты был прекрасен... а потом ты у меня отсосал!» На сцене я сказал: «Дамы и господа, сегодня День всех святых, и у нас сегодня должны были быть важные гости - например, Джордж Линкольн Рокуэлл, глава Американской Нацистской Партии - но, к сожалению, зайти к нам смог только Джон Уэйн.» Он встал, начал какую-то пьяную речь, и его телохранители сказали мне, чтобы я вёл себя поспокойнее.
Были и другие персонажи - например, Синтия Ваятельница. Расскажите о ней.
Меня познакомил с ними Эрик Клэптон. У них были все эти слепки членов таких людей, как Джими Хендрикс. Одна из них готовила форму, а другая в это время отсасывала у клиента. Клиент вынимал конец у неё изо рта, и другая «ваятельница» накладывала на него гипс. Мы отказались, так сказать, увековечиться.
В те времена Матери были знамениты как очень напряжённо работающая группа. Вы постоянно гастролировали.
Мы играли везде. Например, в Монреале, в клубе «Новая Пенелопа» - там было 20 градусов мороза. Пока мы добрались от гостиницы до клуба, у нас буквально замёрзли сопли в носу. Духовые инструменты были такие холодные, что к ним примерзали и губы, и пальцы. Для того, чтобы играть, их требовалось разогреть. Это было очень первобытно. Но если бы мы этого не испытали, мы, наверное, не выдумали бы тех безумных сценариев участия публики и наказания публики, что мы разыгрывали в то время.
Наказания публики?
Вопрос стоял так: «Как далеко они могут зайти?» На что мы сможем подбить публику? Наверное, ответ был - на всё, что угодно. Мы вызывали человека и говорили ему: «Сними ботинки и носки, возьми носки в руки и облизывай их, пока мы играем.» Всё, что приходило в голову. Пока человек, дававший такие указания, находился на сцене, они делали всё, что им говорили. Остальные зрители смеялись над человеком, который делал эти уморительные вещи, но в то же самое время они говорили себе: «Я бы это тоже смог! Это мог бы быть я!» В одном нью-йоркском театре -раньше это был порнокинотеатр или что-то в этом роде - на дальнем конце сцены была проекционная кабина. Мы протянули оттуда до другого конца сцены верёвку с прищепками. Наш барабанщик Моторхед получил инструкцию в случайно выбранные моменты представления прикреплять к ней разные объекты и запускать их на сцену. Когда они приземлялись - неважно, что это было - мы начинали над ними импровизировать. Однажды он прислал куклу без головы в позе «раком». Она просвистела над публикой как призрак и уткнулась в столб над нами. За ней прилетела трёхфутовая генуэзская колбаса, которой мы оттрахали эту куклу. Мне показалось, что нет смысла выбрасывать эту совершенно нетронутую колбасу, и я пригласил одну милую девушку с очень длинными волосами, в костюме Маленькой Мисс Маффет, выйти на сцену и съесть её. Мы играли, а она ела. Она расплакалась, потому что не могла её доесть. Я сказал, что всё нормально, мы сохраним её для неё, и она сможет вернуться и доесть. Она так и сделала.