Вот она, суть террора в представлении Кибальчича. Он намерен «целые годы» работать, работать и еще раз работать, решая сугубо научные задачи. То есть заниматься своим любимым изобретательством.
Психология героя
Неприятие Кибальчичем террора как такового, невозможность им заниматься следует и из воспоминаний современников и соратников, для этого надо лишь убрать из цитат демагогию и оставить только личные впечатления.
Л. Дейчл писал: «Кибальчич вовсе не был завзятым революционером и менее всего походил на фанатика… Кибальчич был мирным социалистом–пропагандистом, и, как это видно из сделанных им на суде заявлений, он, по основным своим воззрениям, остался таковым до последнего момента жизни».
Не фанатик, мирный социалист… но почему тогда этот спокойный по своей сути человек, пропагандист по складу логического ума, не имея склонности к экстремизму, пошел против своей природы?
М. Попов рассказывал о Кибальчиче следующее: «…никогда, вероятно, не отличался веселым нравом и всегда был человеком ровным; но до тюрьмы он любил принимать участие в прениях, даже, может быть, мечтал руководить людьми. После тюрьмы, кроме пожатия руки, дружеской, приветливой улыбки, мне ничего не помнится, когда я думаю о нем».
«Ничего не помнится» — ключевая фраза, определяющая отношения Николая Кибальчича и его соратников. В сохранившихся воспоминаниях народовольцев о Кибальчиче сказано мало. Но даже редкие строки вызывают недоумение. В глазах террористов Кибальчич — хронический «ботаник» по нынешнему выражению. Про него рассказывают анекдоты: даже не может поставить самовар. Или мол, собралось несколько человек, в том числе Кибальчич, все были очень голодны. Кибальчич вызвался принести что–нибудь съестное и принес… красной смородины.
Но наш герой вырос в небогатой семье, сам оплачивал курс в университете, никогда не имел лишних денег. Он не мог быть не приспособленным к жизни на элементарном бытовом уровне. Поэтому его странную, чуть ли не болезненную рассеянность и непрактичность не стоит приписывать личным качествам. Скорее всего, такое поведение было отражением какого–то внутреннего состояния. К примеру, сильного стресса.
К тому ж кроме анекдотов Кибальчич очевидно заслуживал и более серьезных характеристик от людей, с которыми собирался вершить историю своей страны. Он писал умные статьи в журналы, увлекался изобретательством. Кибальчичу принадлежит одна из важнейших теоретических статей в народовольческой публицистике: «Политическая революция и экономический вопрос», посвящённая соотношению экономики и политики в революционном движении. Но эта часть его жизни осталась практически за кадром. Весь год, проведенный в рядах «Народной воли», Кибальчич был замкнут, погружен в себя и практически не контактировал со своим близким окружением. Почему? Ведь они, по идее, его единомышленники?
Террор без прикрас
А вот в этом, как раз, и можно усомниться. Слишком уж «Народная воля» не подходит нашему герою. И слишком он подходит ей.
Революционная организация «Народная воля» возникла в 1879 году, после раскола партии «Земля и воля» и распада террористической группы «Свобода или смерть». Основной своей целью народовольцы считали принуждение правительства к демократическим реформам, после которых можно было бы проводить борьбу за социальное преобразование общества. Само собой принуждение подразумевало террор. Почему террор? Потому что ничтожная по своему численному составу (около 200 человек) партия не могла заявить о себе иначе. Кто знал и помнил имена членов «Земли и воли», которые ушли в народ и подарили простым людям тепло своей души и силу своего ума? Кто вел учет пропагандистам, разъяснявшим рабочим их права? Никто. А вот герои, пожертвовавшие жизнью ради свободы, по определению, становились брендом и помогали продвижению партии.
Кто–то не согласится с подобным утверждением. Но, лично я твердо убеждена, что с позиций голого прагматизма террор — не эффективный инструмент решения социальных задач. А вот «рекламным» целям служит отменно. Особенно, как это было в случае с «Народной волей», если «фирма» реализует такую «громкую» кампанию, как убийство царя.