– Посмотри-ка сюда, – обратился я к ней. – Хорошенько посмотри. Я хочу стереть эту ленту. Спроси у Малыша, как это сделать.
Она моргнула, словно бы встряхнулась, а потом склонилась над магнитофоном. Словом, постояла, исчезла, вернулась. Шагнула вперед. Нажала две кнопки, дважды щелкнула переключателем. Лента с писком закрутилась назад мимо головки.
– Хорошо, – сказал я ей, – готово.
Она исчезла.
Взяв куртку, я направился к двери. Стерн все сидел за столом, уставившись перед собою.
– Хороший мозгоправ, – пробормотал я. Чувствовал я себя просто здорово.
Снаружи я помедлил, затем вернулся в кабинет. Стерн поглядел на меня.
– Садись-ка сюда, сынок.
– Извините, – отвечал я. – Простите, сэр, ошибся дверью.
– Ничего, – отвечал он.
Я вышел, закрыл за собой дверь и всю дорогу к полицейскому участку ухмылялся. Сообщение о смерти мисс Кью пройдет без задоринки. Иногда я даже посмеивался, подумывая о Стерне: как он будет морщить лоб, вспоминая события забытого дня и обнаружив в столе невесть откуда свалившуюся тысячу долларов. Так-то куда забавнее, чем пожелать ему помереть. Кстати, а что такое мораль?
Часть третья. Мораль
– И кем же он вам приходится, мисс Джеральд? – осведомился шериф.
– Джерард, – поправила она. Странный рот, зеленовато-серые глаза. – Он мой кузен.
– Все мы, Адамовы дети, кузены через праотца Адама. Надо бы точнее.
– Семь лет назад он служил в ВВС, – сказала она. – А потом начались неприятности. Его уволили по состоянию здоровья.
Шериф покопался в папке, лежавшей на столе.
– Помните имя доктора?
– Сперва был Томпсон, потом Бромфилд. Он и подписал заключение.
– Кем он был до службы в авиации?
– Инженером. То есть стал бы, если бы успел окончить училище.
– А почему не окончил?
Она пожала плечами:
– Он тогда пропал.
– Так откуда вы знаете, что он здесь?
– Я узнаю его везде, – отвечала она, – я видела… я видела, как это случилось.
– Видели? – Шериф сложил папку и бросил ее на стол. – Знаете, мисс Джерард, не мое дело давать людям советы, но вы, кажется, приличная девушка. Почему же вы не можете просто позабыть о нем?
– Мне бы хотелось повидать его, если это возможно.
– Он не в своем уме. Вы не знали этого?
– Нет.
– Разбил кулаком оконное стекло. Без веской причины.
Она ждала. Шериф настаивал:
– Он неопрятен. Не помнит даже своего имени.
– Так могу ли я увидеть его?
Шериф буркнул что-то неразборчивое и встал.
– Будь у этих недоумков из ВВС хоть сколько-нибудь соображения, они определили бы его куда надо, а не в тюрьму.
Стены коридора были выложены усыпанными заклепками стальными пластинами, выкрашенными в кремовый цвет сверху и в горчичный снизу. Каждый шаг вызывал гулкий резонанс. Шериф отпер дверь с узким зарешеченным оконцем. Они вошли, шериф запер за собой дверь, пропустив ее вперед, в большое, похожее на сарай помещение с бетонными стенами и потолком. Вокруг него шло некое подобие балкона, под и над которым располагалось около двадцати зарешеченных холодных и неуютных камер. Занятыми были с полдюжины.
– А на что вы, собственно, рассчитывали? – вопросил шериф, заметив выражение на ее лице. – Здесь у нас не Уолдорф-плаза или что-нить такое же.
Они подошли к одной из камер в нижнем ряду.
– А ну-ка просыпайся, Бэрроуз. К тебе дама.
– Гип! О Гип!
Заключенный не шевельнулся. Он раскинулся на матрасе, лежащем прямо на стальном полу. Левая рука была замотана грязной повязкой.
– Видите, мисс, ни слова! Довольно?
– Могу ли я переговорить с ним с глазу на глаз? Впустите меня к нему, – выдохнула она.
– Как бы чего не случилось, – предупредил шериф.
Она пристально посмотрела на него. И, отпирая дверь камеры, шериф промолвил:
– Если что – вопите громче. Я тут поблизости. А ты, Бэрроуз, смотри у меня, не то получишь пулю, – и он запер за ней дверь камеры.